Мир мечтаний
Шрифт:
Еще досужие обыватели, окружающие эту несуразную фигуру, не могли понять, как ему удалось заполучить в жены очаровательную Вику Аржанову и отчего это ее папенька не имел ничего против столь нестандартного искателя Викиной руки и сердца. Одно знали точно — Виталий Викторович если когда и любил свою жену, то это было очень давно и скорее всего было неправдой. Во всяком случае, как тогда можно объяснить тот факт, что в ту минуту, когда дверь авантажного офиса открылась и туда стремительно влетела Наследница, как называли ее сотрудники, то есть Виктория Аржанова, Виталий Лямин в своем уютном кабинете
— Добрый день, Виктория Андреевна. — Приветливость охранника при виде Наследницы не имела границ.
— Лямин у себя? — спросила Вика. — Совещание еще не закончилось?
Она ужасно выглядела, была бледна, а глаза, казалось, увеличились и подозрительно блестели.
Охранник растерялся.
Вика буравила его взглядом. Нетрудно было понять, почему парень залился краской и, заикаясь, мямлит какую-то несуразную дребедень.
— Господи, — поморщилась Вика нетерпеливо. — Да я знаю прекрасно, что за совещания, Юра. Значит, эта гюрза еще там…
Она даже не ждала его ответа. Просто пошла прямиком к двери, минуя притихшую и опустившую глаза секретаршу, и рывком распахнула дверь.
Раздался оглушительный вопль возмущения, изданный Хозяином, потом из комнаты вылетела Елена Петровна, на ходу поправляя свое облегающее платье, которое не скрывало от окружающих неумеренной пышности ее форм. Дверь захлопнулась.
Спектакль закончился, к искреннему сожалению невольных зрителей. Дальнейшее действие происходило уже при закрытых дверях, а значит, потеряло всяческий интерес для публики.
Оказавшись наедине с мужем, Виктория почувствовала себя гладиатором, которого сунули к голодному и разъяренному животному. Только вместо льва перед ней метался и пыхтел что-то нечленораздельное огромный взбесившийся боров.
— И ты считаешь, что врываться вот так достойно цивилизованной женщины? Я и не думал, что ты способна вести себя, как обычная баба с базара!
Вика не знала, как ведет себя в подобной ситуации баба с базара. Наверное, ее реакция мало отличалась бы от Викиной. Разве что была бы более энергичной. Вряд ли эта неведомая баба стояла бы на месте истуканом и смотрела на изменника. (Впрочем, черт с ней, с изменой! Ведь из-за его грязной похоти с Алисой случилась беда!)
Воспоминание ударило Вику в самое сердце.
«Господи, что я тут делаю? — спрашивала она себя. — Почему я стою и слушаю этот бред? Мне надо идти искать Алису… Или нет. Мне надо что-то придумать. Мне надо достать эти вонючие деньги и швырнуть их в морду похитителям. Почему я пришла сюда? На что я рассчитывала? На поддержку? На защиту? Ты получила свою «поддержку». Можешь быть свободна!»
Собственно, так она и поступила. Развернулась и пошла прочь.
Виталий замолчал, открыв рот, отчего возымел еще больше сходства с боровом.
— Погоди, ты куда? — спросил он.
Молчание жены для него было хуже,
В этом ее молчании было снова нечто унижающее его достоинство.
— Куда ты? — снова спросил он. — И зачем ты сюда тогда приходила? Чтобы помолчать выразительно?
Его голос неожиданно сорвался на визг.
«Как у оперного певца, нажравшегося пива», — невесело усмехнулась про себя Вика.
Она уже не хотела с ним говорить. Ненависть, заполнив все ее существо, грозила вырваться наружу, обрушиться на эту холеную морду. Ее ненависть заставила руку подняться, чтобы ударить. Но — нет! Вика взяла себя в руки. Да, я его ненавижу, устало сказала она себе и сделала шаг к двери.
Но все-таки обернулась и с ледяным спокойствием (таким, что Виталию стало страшно) сказала:
— Алису похитили. И требуют выкуп. А так… Ничего не случилось больше. Всего лишь похитили нашу дочь.
За окном пела птица.
Алиса попробовала подойти к окну, чтобы рассмотреть птицу, но не смогла сделать и шагу. Осторожно подергав ногу, она почувствовала нестерпимую боль и сжала губы, чтобы не закричать. Опустив глаза, она увидела, что ее приковали к ножке кровати наручниками. Это было страшно — вдруг Алисе придется сидеть тут до самой старости?
Она еще раз попробовала избавиться от этой помехи, но наручник плотно облегал голень, и любая попытка освободиться была, во-первых, болезненной, а во-вторых, бесполезной.
Она села на место, подперев подбородок кулачком. Вокруг царил полумрак и стоял запах гнили. Она знала только, что ее долго куда-то везли, а потом заперли в этом жутком месте. Правда, Он пообещал, что, если Алиса будет себя хорошо вести, а еще если мама будет хорошо себя вести, ее отпустят. Алиса не поняла, как должна вести себя мама — ведь мама и так всегда ведет себя хорошо. Она не бегает по комнате, сталкивая цветы. Она не кричит, как сумасшедший индеец… Но Он сказал, что все зависит от маминого поведения. И еще пообещал, что не причинит Алисе вреда. Надо только потерпеть немножко, и скоро все Алисины неприятности закончатся.
Больше всего на свете Алисе хотелось, чтобы это «скоро» наступило побыстрее. Потому что в этом месте было холодно и страшно, а дома…
В носу и в глазах защипало. Алиса нахмурилась. Плакать она не любила. Папа сказал, что плачут только неудачники, а для папы неудачники были самыми плохими людьми. Алиса не хотела быть неудачницей, поэтому плакать не собиралась.
К тому же она была уверена — ради нее мама будет вести себя очень хорошо. Так, как от нее потребуют. А значит, все это закончится.
И долгожданное «скоро» наступит.
Дверь скрипнула. На пороге появилась темная фигура, и женский голос сказал:
— Он просил принести тебе еду. Вот, возьми. И еще он просил тебе передать, что с твоей матерью уже связались. Так что веди себя хорошо, поняла?
Алиса кивнула. Она была согласна вести себя хорошо. Только бы наступило «скоро»!
Вику трясло как в лихорадке. Анастасия Михайловна покачала головой и положила руку на хрупкое плечо дочери.