Мир Мэроу
Шрифт:
За свою жизнь Эва дала слово трижды.
Первый раз в борделе – оно до сих пор висит на шее тяжким грузом.
Второе – после того как Нефел рассказала ей о том, кто она есть, Эва отправилась на другую сторону Ваала и в течении целой алой луны убивала суртуров на пограничных землях.
Третье слово она дала богатому рабовладельцу. Он очень дорого заплатил за поиск своей дочери, которая как легкомысленная крестьянка сбежала с одним из рабов. Эва вернула дочь домой. Отец казнил раба, а дочь выдал в эту же ночь замуж за другого. Более подходящего помещика, которому на тот момент было около
На монеты, которые Эва зарабатывала, они могли вполне сносно жить. Но последний приезд домой поломал хрупкий прутик их спокойных жизней. Над Нефел надругались и прокляли. Первое, что хотела сделать Эва, – это спалить дотла весь Ваал и его мерзких жителей, но Нефел не позволила. Она родилась в этом месте и знала практически каждого. Это её родовое гнездо.
Эва объехала много земель, ища помощи у каждого, кто готов был её дать. Таких оказалось немного, но Эва нашла выход, как спасти подругу, которая стала семьей. Охотница узнала, что есть только один вид чародеек, которые в силах снять проклятие, где была принесена добровольная жертва. Если хоть раз в жизни вам удастся встретить такую ворожею, то это несказанная удача.
Сейчас у Эвы появился шанс прекратить терзания подруги.
И она сделает всё что угодно, пойдет на любые жертвы.
Ведь не станет Нефел, и тогда пропадет призрачный смысл жизни Эвы.
3. Начало пути
"… и как бы Матерь не злилась, душа её тянулась к покинутым детям…"
(Книга Матери и Отца. Глава восьмая).
***
Я прекрасно понимаю, что дорога будет не из легких. Долгий путь, много препятствий… Темные земли. Ненавижу потомков равков, это до отвращения самовлюбленные особи. Но не могу не признать их силу, она куда больше, чем у обычного человека. Однажды я видела, как один из потомков равков вырвал дерево с корнями и откинул его, словно оно и вовсе ничего не весило. Наверное, в нём было много магической крови, слава Матери и Отцу, с каждой алой луной кровь первых разбавляется всё больше и больше, делая существ менее различными в силе, скорости и магии.
Самая большая проблема в том, что равки вообще не любят, когда на их территорию кто-то приходит без приглашения. Тем более охотник. Если верить писаниям, то именно равки были первыми, кто отделился от всех и основал своё государство.
Прежде чем уехать из Ваала, я по обыкновению посетила мальчишку любителя подглядывать за дочерью служителя Отцу и Матери. Дала ему указания, чтобы он постоянно был рядом с хибарой Нефел. Я отдала ему почти все монеты, этого вполне хватит на еду для подруги до моего возвращения.
Стоило нам проехать последние рябые деревья, Салли начала нервничать. Постукивая копытами, она отказывается идти вперед. Склоняюсь к её холке и шепчу, поглаживая по гриве:
– Ну же, девочка, тише. Никто тебя не обидит.
Спрыгиваю вниз, снимаю капюшон, достаю лук, стрелу и натягиваю тетиву, целясь в неизвестную мишень. Луком я владею куда хуже, чем мечом, но на большом расстоянии мой верный меч ничего не стоит. Легким, но медленным шагом иду к большим кустам вдали от меня, это единственное место, где можно спрятаться. Вокруг практически пусто, позади остались редкие деревья, а впереди, за кустами, старая в выбоинах дорога, а по бокам от неё низкая колючая трава.
Кто бы там ни прятался – ему конец. У меня нет времени на разговоры или схватку с каким бы то ни было противником.
Мои шаги замедляются, когда я оказываюсь достаточно близко, чтобы позволить себе убрать лук и стрелу. С тихим стоном металла достаю меч и немедля вхожу в кусты, резкий шорох сверху, что-то валится на меня. Наклоняюсь и понимаю, на меня накинули сетку. Сетку? Совсем сдурели?
– Тащи её! – кричит насквозь пропитый мужской голос.
Легким движением меча разрезаю хлипкую сетку и перешагиваю её.
– О, Матерь! – кричит второй голос, не менее неприятный, чем первый.
Отодвигаю ветки кустарника и выхожу на более яркий свет. Двое худых и грязных мужчин начинают пятиться от меня и смотреть куда угодно, но только не мне в глаза.
Человеческие создания самые трусливые и безрассудные. Не могу их винить, в отличие от всех остальных существ Матерь и Отец подарили им только жизнь. Ни капли магической крови, никакого дара, вот они и пытаются выжить как могут.
Их поганые душонки не испугались того, что будут прокляты за грабеж, а возможно и за убийство, а вот посмотреть в глаза охотнице страшно. Глупцы.
– Прости! – кричит более худой, задирает изорванную рубаху и прикрывает ей лицо. Моему взору открывается печальный вид – ребра, туго обтянутые кожей, впалый живот со старым глубоким шрамом, руки, как тонкие ветки, трясутся и с силой сжимают грязную ткань. – Мы не знали, что ты охотник. Не знали. Правда, не знали.
– Нам бы поесть. – добавляет второй, вжимая ладони в свои глаза.
Как будто меня это волнует. Прохожу мимо них и морщусь от смрада, живые трупы воняют хуже сточных ручейков, что, словно вены, бегут в центре Ваала. Приближаюсь к Салли и хмуро смотрю на неё, пряча меч в ножны.
– И кого ты напугалась? – кобыла переступает с ноги на ногу и бурчит что-то на лошадином. – Они и до следующих холодов не доживут.
А эти холода уже близко. Самая морозная ночь на Мэроу – ночь алой луны.
Слышу, как худые и вонючие мужчины переговариваются с закрытыми глазами.
– Охотница ушла?
– Она нас не испепелила? Не прокляла? Душу не отняла?
– Вроде… нет.
– И я так думаю.
– Ты что-то чувствуешь? Что-то болит, может?
– Живот… и зуб. Всё, как обычно.
Запрыгиваю на Салли и срываюсь с места, оставляя в ворохе пыли очередных глупцов, верящих в то, чего нет.
Проезжая по пустынной местности, вспоминаю Нефел. Как она там без меня? Она снова осталась одна. Не хочу оставлять её, но мы обе понимаем – выбора нет. В тот день, когда я впервые её увидела, я осознала, что не боюсь. На какой-то краткий миг я была совершенно свободна от страха, который преследовал меня все четырнадцать лет. В тот день я многое о себе узнала, обрела верного друга и теплый очаг.