«…Мир на почетных условиях»: Переписка В.Ф. Маркова (1920-2013) с М.В. Вишняком (1954-1959)
Шрифт:
Меня удивило не то, что «спец» (или «школяр») только через два года откликнулся на книгу, представляющую, по его словам, «незаменимый документ». Меня удивило Ваше недовольство, чтобы не сказать — претензии: по существу (об этом ниже) и по поводу того, что, опубликовав письмо в редакцию против В. Маркова в двух эмигрантских газетах, я в двух словах вернулся к тому же в книге (вышедшей примерно тогда же, когда появились письма).
Но воспоминания о «Совр<еменных> записках» воспроизводят многое, о чем я писал и публиковал раньше: кое-что приводится полностью, другое — в сжатой форме. Ведь то «Воспоминания». И я спрашиваю себя, — а если хотите, то и Вас: в чем же криминал?.. Сирин на десятки лет затаил раздражение против (а не «на», как пишет Берберова в «Мостах» [23] ) редакции «Совр<еменных> записок» за то, что она не напечатала (не имевшего никакого отношения к его художественно-литературному изображению) порока Чернышевского (теперь, после «Лолиты», объяснение этому можно было бы искать не в политической только его антипатии к Чернышевскому!). В книге я назвал Адамовича и Слонима, присяжных литературных критиков, осудивших, вместе с редакцией «Совр<еменных> записок», Сирина [24] . Наряду с этим упомянул и Вас, пришедшего по особым причинам своей биографии в восторг от того, что Набоков дал «общественной» (в иронических кавычках Ваших, — хотя при чем тут ирония?!) России заслуженную «хорошую пощечину». Теперь Вы поясняете, что сделали это потому, что Чернышевского Вам большевики «запихивали в глотку в юные годы». Это — объяснение не совсем логичное (за
23
Вишняку не понравился употребленный Н.Н. Берберовой в полемике с Марковым оборот: «Откуда такое раздражение на “Серебряный век”?» (Берберова Н. По поводу статьи Владимира Маркова «О большой форме»: В порядке дискуссии // Мосты. 1958. № 1.С. 180).
24
В своих воспоминаниях Вишняк привел две цитаты: «По мнению Г. Адамовича, Набоков-Сирин обрушился в “Даре” на Чернышевского с “капризным легкомыслием” (“Одиночество и свобода”. С. 221). М. Слоним отозвался о “Даре” как о “злобно полемическом романе”, в котором В. Сирин “выставил Чернышевского каким-то полуидиотом” (“Новое р<усское> слово” от 3 июля 1955 г.)» (Вишняк М.В. «Современные записки»: Воспоминания редактора. Bloomington: Indiana Univ. Publications, 1957. С. 254).
Я никогда не чувствовал к Вам «личной неприязни», — скорее наоборот, — и всегда ценил Ваши литературные дарования и разносторонность. Именно поэтому я и огорчался, что Вы «ни в грош не ставите» (это, конечно, преувеличение) «этику» и подчиняете ее, или «добро», — эстетике, или «красоте» (в «добре» мораль переплетается с правом и политикой). Мое огорчение «кульминировало» в возмущении, которое вызвала Ваша атака против Чернышевского с одновременной атакой против сейчас уже покойной Е.Д. Кусковой. Такое же возмущение выражали вслух и противники Чернышевского, собравшиеся на расширенном заседании сотрудников «Опытов» с приглашенными лицами. Помню, Мих<аил> Мих<айлович> Карпович говорил первым и произнес проникновенную по чувству и убедительности речь о том, кем была и кто такая Кускова. Не сомневаюсь, что примерно так же говорил бы Глеб Петрович Струве, будь он на собрании [25] .
25
См. написанный Г.П. Струве некролог «Памяти Е.Д. Кусковой» (Новое русское слово. 1959.5 января).
В «эстетском бесстыдстве» прилагательное было реминисценцией нашего былого спора об этике и эстетике; оно же, как мне казалось, несколько смягчало самое резкое мое осуждение Ваших выпадов (необоснованных) против живых (Кускова) и мертвых (Чернышевский). Должен ли был я или должен ли сейчас извиняться за свои слова?.. Никакого отношения к Уайльду или «уайльдизму» мои слова, конечно, не могли иметь.
Теперь о другом, затронутом в Вашем письме.
К Цветаевой относились отрицательно или по меньшей мере критически не одни только люди, сделавшие из Чернышевского свою «икону», по Вашей совершенно произвольной характеристике. А Гиппиус [26] , — или она не была из Вашего «цеха» поэтов, мазанных особенным мирром? В отдельные периоды и Ходасевич писал о ней очень жестоко [27] . Сам Степун говорил о «невнятице» Цветаевой [28] . О себе скажу, что многого в поэзии Цветаевой просто не ощущал и не понимал, — например, в прославленном ее «Крысолове» [29] . И я имею право на это, если и Степун не понимает многих стихов Пастернака. С другой стороны, если Цветаевой Достоевский «в жизни как-то не понадобился» [30] , — мне она в несравненно меньшей степени «понадобилась». Я ее знал как истеричную, сумасбродную, в ряде отношений непереносную женщину, — и я имел все основания сторониться ее.
26
17 января 1926 г. З.Н. Гиппиус писала Вишняку: «Стихи Цветаевой — конечно, дело вкуса редакции, но на одной странице с моими — этот узел, — во всяком случае, бесспорное безвкусие» (Вишняк М.В. «Современные записки»: Воспоминания редактора. С. 220).
27
Наиболее враждебно В.Ф. Ходасевич относился к М.И. Цветаевой во второй половине 1920-х гг. 27 марта 1925 г. Ходасевич в письме Вишняку привел шуточную «рецензию» на № 23 «Современных записок», в которой было опубликовано стихотворение Цветаевой «Двое»: «Цветаева — вывихнутая бабенка; у нее неправильное положение матки, это можно вылечить; напишите ей, чтобы не носила высоких каблуков» (Ходасевич В. Собр. соч.: В 4 т. М.: Согласие, 1997. Т. 4. С. 485–486). В начале 1930-х гг. Ходасевич составил для Вишняка списки «Кого я хвалил» и «Кого я бранил», включив Цветаеву в оба: в первый четыре раза, во второй — два. К середине 1930-х гг. былая вражда сменилась дружбой, и Цветаева с Ходасевичем даже устраивали совместный вечер стихов (2 февраля 1935 г.).
28
В предисловии к книге: Цветаева М. Проза. Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1953. С. 11.
29
Она же. Крысолов: Лирическая сатира // Воля России. 1925. № 4–7/8, 12; 1926. № 1.
30
12 мая 1934 г. М.И. Цветаева писала Ю.П. Иваску: «Достоевский мне в жизни как-то не понадобился, обошлась» (Русский литературный архив / Под ред. М. Карповича и Дм. Чижевского. Нью-Йорк, 1956. С. 216).
Вы выделяете поэтов в особую категорию или касту «посвященных» или избранных. Я слишком многих поэтов знал и знал, увы, как низко каждый из них — или почти каждый — расценивал другого поэта, чтобы не видеть в Вашей восторженности функции Вашего возраста со всем присущим ему призрачным романтизмом. Нет, поэты вовсе не таковы, какими они кажутся Вам или себе, Бальмонту и другим: поэт «плюет», по слову Пушкина, не только когда «толпа его бранит» (или редактор с читателем) [31] , но и его же собрат — другой поэт…
31
Переиначенные строки из стихотворения А.С. Пушкина «Поэту» («Поэт, не дорожи любовию народной…») (1830). У Пушкина: «…пускай толпа его бранит / И плюет на алтарь».
Вы повторяете апокриф Яновского, Варшавского и других, будто в «Совр<еменных> зап<исках»> была цензура [32] . На мой взгляд, Вы совершенно определенно смешиваете два разных понятия: цензуру и — редакцию. То, что Вы или Ульянов считаете нетерпимостью и цензурой, было отбором, и отбора не может не быть во всяком печатном органе, где материала больше, чем он вмещает. Сирина мы всегда предпочитали Яновскому и Цветаеву, несмотря на ее явную «невнятицу», Бальмонту. Может быть, выбор производился неправильно или вкуса, по Вашему, было мало, — но к цензуре это не имело решительно никакого отношения. Если в этом Вас не убедила моя книга, письмо, конечно, не может убедить. Прикиньте только, как действуют другие редакции, в том числе и лица, осуждавшие редакцию «Совр<еменных> записок», — и Вы, может быть, согласитесь, что такой «либеральной» редакции, какой была редакция, состоявшая из 5 социалистов-революционеров, — другой не было. Даже недруги наши — справа (П. Струве [33] ) и слева (Чернов [34] ) — это отмечали, ставя нам это в плюс или в минус.
32
Этот «апокриф» неоднократно пересказывался бывшими «молодыми» писателями в ходе дискуссии, вспыхнувшей после публикации глав из книги B.C. Варшавского «Незамеченное поколение» (Новый журнал. 1955. № 41. С. 103–121; Опыты. 1955. № 4. С. 65–72). Публикация глав из книги B.C. Варшавского «Незамеченное поколение» (Новый журнал. 1955. № 41. С. 103–121; Опыты. 1955. № 4. С. 65–72) вызвала длительную полемику, преимущественно на страницах газеты «Новое русское слово»: Аронсон Г. Новый журнал. Книга 41 // Новое русское слово. 1955. 24 июля. № 15793. С. 8; Слоним М. «Незамеченное поколение» // Там же. 31 июля. № 15800. С. 8; Кускова Е.Д. О незамеченном поколении // Там же. 11 сентября; Яновский B.C. Мимо незамеченного поколения // Там же. 2 октября. № 15436. С. 2, 5; Терапиано Ю. По поводу незамеченного поколения // Там же. 27 ноября. № 15492. С. 8; Трубецкой Ю. Недооцененное поколение // Там же. 11 декабря. № 15506. С. 8; и др. Основная полемика развернулась после публикации книги отдельным изданием (Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1956).
33
Петр Бернгардович Струве (1870–1944) редактировал в эмиграции журнал «Русская мысль» (1921–1924,1927), разоблачая, по словам Вишняка, «эсеров и народников <…> и утверждая, что марксистское истолкование истории имеет все преимущества перед народничеством» (Вишняк М.В. «Современные записки»: Воспоминания редактора. С. 261).
34
Лидер «левого центра» партии эсеров Виктор Михайлович Чернов (1873–1952) в эмиграции был редактором журнала «Революционная Россия» (1920–1931; № 1-78), в котором неоднократно публиковал статьи, критикуя редакцию «Современных записок» за «реакционность» и измену идеалам социализма, интернационализма и революции.
Это, кажется, все. — Да, еще два вопроса. Что значит «пишете ужасно иногда»?.. По содержанию «ужасно» или по стилю, по форме? Если второе, — пожалуйста, укажите, — хотя бы образцы. — С своей стороны, укажу, что «турусы и колеса» не имеет смысла; другое дело — «турусы на колесах».
Если будете писать, сообщите, чем занимаетесь — служебно и профессионально? Давно ли Вы в Лос-Анджелесе?
С искренним приветом.
М. Вишняк
10. В.Ф. Марков — М.В. Вишняку
29 января 1959 г. Los Angeles
Многоуважаемый Марк Вениаминович!
Вы правы — письмо мое глуповато. Впопыхах я не сообразил (вернее, сообразил, когда уже отослал), что книга писалась, когда моя «оплеуха» была еще свежа в памяти. Зато получилось непосредственно, хоть и необдуманно. Все получилось потому, что меня задел личный выпад. Я все же давал «оплеуху» какой-то группе (тут Вы можете не понять; для Вас группа, партия не меньше, если не больше, человека; для меня же главное человек, а группы почти не существуют), а Вы вторично обозвали меня лично и печатно. Я же против Вас как Марка Вениаминовича в печати не выступал. Кроме того, я не считаю себя ни эстетом, ни бесстыдником. Вот весь этот комплекс и заставил меня вспылить. В ответ на В<аше> письмо кое в чем защищаюсь.
Я не читал Вашу книгу раньше, т. к. корпел как вол над диссертацией [35] больше года — и ничего не читал, страшно отстал, лишь сейчас начинаю со многим знакомиться.
Объяснений моей «пощечине» сейчас не буду давать — давно это было и Вам уж, верно, надоело. Это надо объяснять устно и не один раз. Да и преувеличили это замечание тогда Бог знает как. Но дело не в этом. Я на Вас не в обиде за то, что Вы выступили против меня в газете и «заклеймили» за «пощечину». Это и естественно, и законно. Меня тогда задело, что Вы меня несправедливо обвинили в литературном невежестве (по поводу Маяковского и Д. Бедного) публично, тогда как невежество-то было Ваше: Вы не читали Маяковского. Это мой зуб против Вас, а не что-либо иное. Мне Маяковского полагается знать (Демьяна не так), Вам — нет, таким образом, Вы тут задели мою гордость, видимо, да так меня с этим пятном оставили (ибо я, м<ожет> быть, и по иной причине — не ответил). Ну Бог с ним, с этим делом.
35
Марков в это время готовил диссертацию о В. Хлебникове, защита которой состоялась в 1957 г. и которая позже вышла отдельной книгой: Markov V. The Longer Poems of Velimir Khlebnikov. Berkeley; Los Angeles: Univ. of California Press, 1962; переиздана: Westport (Ct): Greenwood Press, 1975.
Чернышевского я не считаю «чудовищем», а скучнейшим критиком, бездарным романистом и куцым эстетиком. Кроме того, он для меня ассоциируется с кандалами на русской литературе, возложенными и возлагаемыми ему подобными в течение десятилетий. А что он был честным человеком, «светлой личностью», вполне допускаю, но меня это мало интересует, не в этом контексте это для меня важно. Good for him!
Разве я где-нибудь писал, что «ни в грош не ставлю» «этику»? Я или описался, или Вы меня не поняли. Да откуда же у меня тогда интерес к Швейцеру? [36] Я даже в «Опытах» делал попытку этического подхода к литературе, очень осторожную, правда, т. к. это две области, которые могут и не соприкасаться. Насколько я помню, никогда в своей жизни не отрицал «этики», а последние лет десять даже влекся к ней. Не знаю, откуда у Вас это впечатление. М<ожет> быть, в личном разговоре я нападал на политику, которую Вы склонны отождествить с этикой. Иначе не могу объяснять. Я «эстетом» был лишь в мальчишеском возрасте, когда читал впервые Уайльда — да и то месяца два, не больше.
36
Маркову принадлежит большая статья об Альберте Швейцере «Человек в джунглях» (Грани. 1953. № 19. С. 110–127).
А чем мой выпад против Кусковой не был «обоснован»? Что она не понимает Цветаевой (а видимо, и вообще стихов), не преступление, и почему об этом не сказать. Она же печатно отзывалась о Цветаевой [37] , а я о Столыпине печатно не отзывался.
Что Цветаеву не понимали и собратья — чести им не делает (кстати, почитайте, что Пастернак пишет о ней в автобиографии в «Н<овом> р<усском> с<лове>» [38] ), кроме того, иногда это вопрос времени: современники часто кого-нибудь сперва не ценят, а иногда только следующее поколение разбирается. Часто дело осложняется «партиями» в литературе или поколениями (Гиппиус — начало Серебр<яного> века, Цветаева — конец; Гиппиус царила в петербургских салонах и на Цв<етае>ву с высоты былой славы могла пофыркивать). Во всяком случае, большинство литературной верхушки, думаю, признавали Цветаеву. Насчет упомянутых мной «партий» Вы можете ухмыльнуться — но будете неправы. К глубокому моему сожалению, Серебряный век кишел «партиями» такого рода, мешал сходиться настоящим людям. В пушкинское время все же был идеал дружбы, а Блок сказал:
37
Е.Д. Кускова писала о М.И. Цветаевой в статьях «О причинах инертности» (Новое русское слово. 1954.9 сентября) и «О незамеченном поколении» (Там же. 1955.11 сентября. № 15842. С. 2).
38
Имеются в виду «Люди и положения» Б.Л. Пастернака, напечатанные под названием «Автобиографический очерк» (Новое русское слово. 1959.12–26 января).