Мир наизнанку (сборник)
Шрифт:
Торопливо спускается по лестнице, срывается, падает на песок. Железный коридор тускло освещен редкими пыльными лампочками, на полу под шахтой за годы и годы нанесло тонкого песку. Гай вскакивает.
ГАЙ. Мак, я здесь! Я иду! Я иду…
МАКСИМ (высунувшись из стены, недовольно). Что ты кричишь?
Гай останавливается. Прислоняется к переборке. Смотрит на Максима. Тот присматривается…
ГАЙ. Я думал… тебя здесь… что ты тут… что тебя…
МАКСИМ. Это я виноват, надо было тебя сразу позвать. Но тут странные вещи, понимаешь…
Гай
ГАЙ (сердито). Тебя нет и нет. Я зову, я стреляю… Неужели трудно отозваться?
МАКСИМ (виновато). Массаракш, я ничего не слышал. Понимаешь, здесь радио… я и не знал, что у вас умеют делать такие мощные приемники.
ГАЙ. Приемник, приемник… Ты тут развлекаешься, а человек из-за тебя чуть не свихнулся…
Протискивается в дверь. Вслед за Максимом оказывается в большом помещении с истлевшим ковром на полу, с тремя полукруглыми плафонами в потолке, из которых горит только один. Посередине круглый стол, вокруг стола – кресла. На стенах фотографии в рамках, картины, лохмотьями свисают остатки бархатной обивки. В углу потрескивает и завывает большой радиоприемник.
ГАЙ. А экипаж?
МАКСИМ. Никого нет. Ни живых, ни мертвых. Нижние отсеки залиты водой. По-моему, они все там… Знаешь, это, кажется, хорошо, что мы до Империи не долетели.
Максим подсаживается к приемнику. Надевает наушники.
Гай идет вдоль стены, смотрит развешанные фотографии… Это рентгеновские снимки. На него смотрят оскаленные черепа, и на каждом неразборчивая надпись, будто кто-то ставил автографы.
Гай отходит. В дальнем углу висит большой красочный плакат: синее море, из моря выходит, наступив одной ногой на черный берег, оранжевый красавец, очень мускулистый и с непропорционально маленькой головой, состоящей наполовину из мощной шеи. В одной руке богатырь сжимает свиток с непонятной надписью, а другой – вонзает в сушу пылающий факел. От пламени факела занимается пожаром какой-то город, в огне корчатся гнусного вида уродцы, и еще дюжина уродцев окарачь разбегается в стороны.
Гай кривит губы.
ГАЙ (сквозь зубы). Ну это мы еще посмотрим, кто кого прижжет…
Он оборачивается, будто почувствовав взгляд. С изящной лакированной полки на него глядит стеклянными глазами квадратное лицо с русой челкой над бровями, с приметным шрамом на правой щеке… Это голова, ссохшаяся, с желтой мертвой кожей. Гай отступает – и видит еще одну голову на полке. И еще… И еще…
ГАЙ. Мак! Ты видел?!
МАКСИМ. Да. Посмотри альбомы на столе.
Гай с трудом отрывает взгляд от жуткой коллекции, нерешительно подходит к столу. Максим сосредоточенно слушает приемник.
Гай наугад берет один из альбомов и откидывает твердую, оклеенную кожей обложку. Портрет. Странное длинное лицо с пушистыми бакенбардами, свисающими со щек на плечи, волосы надо лбом выбриты, нос крючком, разрез глаз непривычный. Неприятное лицо. Военный мундир, какие-то значки или медали в два ряда…
Гай переворачивает страницу. Тот же тип в компании с другими типами на мостике белой субмарины. На заднем плане, не в фокусе, – что-то вроде набережной, строения, мутные силуэты не то пальм, не то кактусов… Следующая страница. Гай задерживает дыхание: горящий танк со свернутой набок башней, из открытого люка свисает тело гвардейца-танкиста, и еще два тела, одно на другом, в сторонке, а над ними, расставив ноги, все тот же тип – с пистолетом в опущенной руке, в шапке, похожей на остроконечный колпак. Дым от «дракона» густой, черный, но места знакомые – этот самый берег, песчаный пляж и дюны позади… Гай напряженно переворачивает следующую страницу. Толпа мутантов, человек двадцать, все голые, целая куча уродов, стянутых одной веревкой. Несколько деловитых солдат с дымящими факелами, а сбоку опять этот тип – что-то, видимо, приказывает, протянув правую руку, а левая рука лежит на рукоятке кортика.
Та же куча мутантов, но уже сгоревшая. Тип – поодаль, нюхает цветочек, беседует с другим типом, повернувшись к трупам спиной…
Огромное дерево в лесу, сплошь увешанное телами. Висят кто за руки, кто за ноги, и уже не уроды – на одном клетчатый комбинезон воспитуемого, на другом черная куртка гвардейца.
Горящая улица, женщина с младенцем валяется на мостовой…
Старик, привязанный к столбу. Лицо искажено, кричит, зажмурившись. Тип тут как тут – с озабоченным видом проверяет медицинский шприц…
Повешенные, горящие, сгоревшие, мутанты, воспитуемые, гвардейцы, рыбаки, крестьяне, мужчины, женщины, старики, детишки… целый пляж детишек и тип на корточках за тяжелым пулеметом, здесь он улыбается… панорамный снимок: линия пляжа, на дюнах – четыре танка, все горят, на переднем плане две черные фигурки с поднятыми руками…
Гай захлопывает альбом. Отшвыривает. Стоит несколько секунд, потом рывком сбрасывает все альбомы на пол.
ГАЙ (Максиму в спину). Это ты с ними хочешь договариваться? Хочешь их привести к нам?!
Максим выключает приемник.
МАКСИМ. Ничего я уже больше не хочу. И нечего на меня орать, сами вы виноваты, массаракш, разорили все, разграбили, оскотинели, как последнее зверье! Что теперь с вами делать? (Хватает Гая за воротник.) Что мне теперь делать с вами? Что? Что? Не знаешь? Ну, говори!
Гай слабо отбивается. Максим его отпускает.
МАКСИМ. Сам знаю. Никого нельзя приводить. Кругом зверье… на них самих насылать нужно… (Подхватывает с пола один из альбомов, рывками переворачивает страницы.) Какой мир загадили! Какой мир! Ты посмотри, какой мир!..
В альбоме просто пейзажи разных мест, удивительной красоты и четкости цветные фотографии – синие бухты, окаймленные пышной зеленью, ослепительной белизны города над морем, водопад в горном ущелье, какая-то великолепная автострада и поток разноцветных автомобилей на ней, и какие-то древние замки, и снежные вершины над облаками, и кто-то весело мчится по снежному склону горы на лыжах, и смеющиеся девушки играют в морском прибое…
МАКСИМ. Где это все теперь? Куда вы все это девали, проклятые дети проклятых отцов? Разгромили, изгадили, разменяли на железо… Просрали свой мир!