Мир от Гарпа

Ирвинг Джон Уинслоу

— Не видели сегодня младшенького, — доложил помощник шерифа. — Говорят, Орен иногда и ночевать не приходит:

— Спросите, кто последним ездил в этом пикапе, — сказал ему Бензенхейвер. На Рэтов он смотреть не хотел; держался так, будто они не в состоянии понять его слов, заговори он с ними даже без обиняков.

— Я уже спрашивал. Говорят, не помнят.

— Тогда спросите, когда в последний раз в пикапе ехала красивая молодая женщина, — сказал Бензенхейвер, но помощник шерифа не успел еще задать вопрос, как Уелдон Рэт рассмеялся. Бензенхейвер даже почувствовал признательность ко второму брату за то, что тот промолчал. На красном лице у

него было пятно, как будто кто плеснул на него вином.

— Черт! — сказал Уелдон. — Молодых хорошеньких женщин здесь никогда не водилось, еще ни одна не удостоила своей задницей этот пикап.

— Скажи ему, — сказал Бензенхейвер помощнику шерифа, — что он лжет.

— Вы лжете, Уелдон, — сказал помощник шерифа.

— А это еще что за птица сюда явилась? — спросил помощника шерифа Малиновый Рэт. — Будет тут нас учить!

Арден Бензенхейвер вытащил из кармана разорванный лифчик. Взглянул на свинью, лежавшую на пандусе; один ее испуганный глаз смотрел, казалось, на всю компанию сразу, куда смотрит второй глаз, определить было трудно.

— Это кабанчик или свинка? — спросил Бензенхейвер.

Братья рассмеялись.

— Всякому видно, что свинья, — сказал Малиновый.

— Когда-нибудь холостили кабанчиков? — спросил Бензенхейвер. — Сами справляетесь или приглашаете кого?

— Сами кастрируем, — ответил Уелдон, походивший немного на кабана, с пучками волос, торчащими из ушей. — Мы умеем кастрировать. Дело простое.

— Что ж, — сказал Бензенхейвер, расправляя обрывки бюстгальтера, чтобы их все хорошо видели. — Именно это и предусматривает новый закон против преступлений на половой почве. — Ни помощник шерифа, ни братья не вымолвили ни слова. — Любые преступления на половой почве отныне караются кастрацией. Если ты совокупился с кем-нибудь, с кем не имеешь права, — продолжал Бензенхейвер, — или содействовал противозаконному половому акту тем, что не воспрепятствовал ему, по новому закону будешь кастрирован.

Уелдон Рэт взглянул на брата, который был явно озадачен таким оборотом дела.

— Сами справляетесь или приглашаете кого? — ухмыльнулся он, глядя на Бензенхейвера, и толкнул локтем брата. Тот тоже попытался ухмыльнуться, отчего родимое пятно сползло на бок.

Но Бензенхейвер вертел в руках обрывки лифчика с каменным лицом.

— Конечно, не сами, — ответил он. — Для этого есть новое современное оборудование. Затем мы и прилетели сюда на вертолете Национальной гвардии. Сейчас отвезем вас в военный госпиталь и тут же привезем обратно. Дело простое. Вы и сами знаете.

— У нас большая семья, — сказал Малиновый Рэт. — Несколько братьев. Мы никогда не знаем, кто и куда ездит на какой машине.

— А что, еще грузовичок есть? — спросил Бензенхейвер у помощника шерифа. — Вы мне говорили, что есть еще одна машина.

— Да, черный пикап. Совсем про него забыл, — сказал помощник. — У вас ведь есть еще и черный пикап?

Братья кивнули.

— Где он? — спросил Бензенхейвер. Внутренне он весь напрягся, но сохранял спокойствие.

Рэты переглянулись.

— Я его давно не видел, — сказал Уелдон.

— Может, его взял Орен, — предположил Малиновый.

— А может, на нем отец уехал, — добавил Уелдон.

— Мы не можем тратить время на всякое дерьмо, — резко сказал Бензенхейвер помощнику шерифа. — Надо выяснить, сколько они весят, и спросить у пилота, можем ли мы их сейчас же забрать. — Помощник шерифа, подумал Бензенхейвер, почти такой же кретин, как эти братья. — Выполняйте! —

Затем нетерпеливо повернулся к Уелдону Рэту. — Имя?

— Уелдон, — ответил тот.

— Вес?

— Вес? — переспросил Уелдон.

— Сколько вы весите? — повторил Бензенхейвер. — Чтобы транспортировать вас вертолетом, надо знать ваш вес.

— Сто восемьдесят фунтов с лишним [42] , — ответил Уелдон.

— А вы? — обратился Бензенхейвер к другому брату.

— Сто девяносто с лишним [43] .

Бензенхейвер зажмурился.

— Значит, триста семьдесят с лишним. — Бензенхейвер повернулся к помощнику шерифа. — Спросите у пилота, сможет ли он взять такой груз.

42

Сто восемьдесят фунтов с лишним — Свыше 81 кг.

43

Сто девяносто с лишним — Свыше 85 кг.

— Вы что, собираетесь нас куда-то везти? — спросил Уелдон.

— Отвезем пока в госпиталь Национальной гвардии, — ответил Бензенхейвер. — Если найдем эту женщину и с ней все в порядке, доставим вас обратно домой.

— А если не в порядке, нам дадут адвоката? — спросил Малиновый у Бензенхейвера. — Такого, который защищает в суде?

— Кто это не в порядке?

— Ну та женщина, которую вы ищете.

— Если с ней что случилось, — сказал жестко Бензенхейвер, — мы вас сразу кастрируем и в тот же день доставим обратно. Вы, ребята, лучше меня знаете, как это делается. Я этого никогда не видел, но дело не займет много времени, так ведь? И потеря крови небольшая.

— А как же суд и адвокаты? — спросил Малиновый.

— Это все будет, — сказал Уелдон. — Не волнуйся!

— Для подобных случаев суд не нужен, гласит новый закон, — объяснил Бензенхейвер. — Преступления на половой почве — дело совсем особое. А с новым оборудованием кастрация — самое разумное решение.

— Можно! — крикнул помощник шерифа от вертолета. — Вес подходит! Берем их.

— Черт! — ругнулся Малиновый.

— Заткнись! — рявкнул Уелдон.

— За что мне-то резать яйца! — закричал Малиновый. — Я даже не переспал с ней! — Уелдон с такой силой ударил его в живот, что тот повалился боком прямо на лежащую свинью. Та заверещала, засучила короткими ножками и опорожнилась неожиданно и обильно, но с места не тронулась. Малиновый ловил ртом воздух, растянувшись рядом со зловонным свиным навозом, а Арден Бензенхейвер попытался ударить коленом в пах Уелдона Рэта. Но Уелдон мгновенно отреагировал, схватил ногу Бензенхейвера под коленом и швырнул его на спину, прямо на Малинового и несчастную свинью.

— Проклятье! — выругался Бензенхейвер.

Помощник шерифа достал револьвер и выстрелил в воздух. Уелдон упал на колени, зажав уши руками.

— Как вы, инспектор? — спросил помощник шерифа.

— Со мной все в порядке, — ответил Бензенхейвер.

Он сидел рядом со свиньей и Малиновым и, нисколько не стыдясь, чувствовал, что относится к этой парочке одинаково.

— Послушай, Малиновый, — сказал он и зажмурился от одного этого имени. — Если хочешь, чтобы уцелели яйца, скажи, куда делась женщина. — Родимое пятно Малинового блестело ярким неоновым светом.