Мир от Гарпа

Ирвинг Джон Уинслоу

— Желаю тебе удачной учебы в будущем году, Синди, — сказал он. — Будешь в наших краях, заходи. Данкен будет скучать по тебе.

Девушка смотрела неподвижным взглядом на светящийся щиток. Затем обратила к Гарпу несчастное, влажное от слез лицо, в котором легко читались ее простые чувства.

— А я буду скучать по вам, — жалобно сказала она.

— Ну-ну, — отозвался он. — По мне скучать не нужно.

— Я люблю вас, — прошептала она и неловко прислонилась к его плечу своей нежной щечкой.

— А это уж совсем нехорошо, — тихо сказал он, но не шевельнулся. Еще не пора. Три пакетика лежат здесь, в нагрудном кармане, словно затаившаяся змея.

Ему понадобился только один пакетик. Вся мебель в ее душной

комнате была сдвинута с мест. Он положил рядом несколько чемоданов и устроил неудобную бугристую постель. Дорога была каждая секунда. Он и так здорово задержался. Хелен могла уже встревожиться, отчего он так долго говорит дружеское «прощай» Неоперившейся Пташке.

Остальные два пакетика он утопил в быстром весеннем потоке, бегущем через двор женского колледжа. Попросту выкинул на ходу в окно кабины, воображая, как расторопный сторож, заметив чужую машину, уже спешит вниз, чтобы выловить важную улику. Вот оно, тайное орудие преступления, неопровержимое доказательство свершившегося!

Но никто ничего не заметил, ни о чем не догадался. Даже Хелен, разморенная сном, не почувствовала предательского запаха. В конце концов, ей известно, что несколько часов назад он приобрел этот запах вполне законным путем. Приняв душ, он скользнул, непорочный, в свою надежную супружескую постель. Почувствовав прикорнувшего рядом мужа, Хелен пробормотала что-то нежное и бессознательно прижалась к нему бедром. И, когда он уже почти забылся, повернулась спиной, доверчиво коснувшись его ягодицами. От любви и нежности у Гарпа сдавило горло. Он обнял ее живот и счастливо ощутил под рукой еще совсем слабый бугорок — будущего ребенка.

Данкен растет здоровым и смышленым мальчиком. Первый роман завершен, он — писатель, это единственное, о чем он мечтал с детства. Конечно, похоть еще мучает его. Но как ему повезло с женой — он все так же любит ее и любим. А скоро и второй ребенок примет участие в их размеренном, тщательно спланированном странствии.

Он чутко ощупывал ее живот. А вдруг он откликнется толчком, легким признаком жизни? Хелен хочет девочку, и он не против. Но в душе надеялся на второго сына.

Никогда не забыть ему той девочки в парке, не выбросить из головы изувеченную Эллен Джеймс, «трудный жизненный выбор» своей матери. Хелен — другое дело, ему повезло, у нее есть свои амбиции, она не позволит ему вертеть ею как куклой. Но ведь живут на свете и проститутки с Кёрнтнерштрассе, и такие, как Куши Перси. Но сильнее всего сейчас воспоминание о той, чей запах если и смыт горячим душем с тела, то из души не вытравить его ничем — об ограбленной Неоперившейся Пташке. Она рыдала под ним, извиваясь на чемоданах, и голубая жилка билась в ее виске, в наивной височной впадинке под белой детской кожей. Он не вырезал ей языка, но, когда встал и оставил ее, она как бы лишилась дара речи.

Поэтому Гарп и не хотел дочери — из-за мужчин. И не только из-за мерзавцев. «Но даже из-за таких, как я», — думал Гарп.

8. Второй ребенок, вторые романы, вторая любовь

Родился мальчик. Их второй сын. Братца Данкена назвали Уолтом. Вовсе не Уолтером и уж совсем не Вальтом. Как твердое «т», поставленное после певучих первых звуков — У-о-л-т! — как бобр, разбивший хвостом тихую поверхность воды, как хороший удар по тугому теннисному мячу — так ворвался в их жизнь этот мальчик, и у них стало два сына.

Гарп пытался писать второй роман, а Хелен получила другую работу, стала ассистенткой профессора на английской кафедре в университете штата. Университетский городок находился недалеко от ее прежнего колледжа; теперь у Гарпа с сыновьями был мужской гимнастический зал, а у Хелен — время от времени блестящий студент-выпускник, оживлявший однообразную работу на младших курсах. И, естественно, гораздо более интересные коллеги.

Одним

из них был Харисон Флетчер, преподававший английскую литературу викторианской эпохи. Но Хелен он нравился за множество других достоинств, среди которых было и такое — жена-писательница. Ее звали Элис, и она тоже начала второй роман, правда, не закончив первого. Когда Гарпы с ней познакомились, им все казалось, что она — джеймсианка: молчит, точно воды в рот набрала. Харисона Гарп сразу стал звать просто Гарри, хотя его никто раньше так не называл. Но Гарри был в восторге от Гарпа и свое новое имя воспринял как подарок. Хелен продолжала звать его Харисон. А для Гарпа он стал Гарри Флетчером, лучшим другом, хотя оба сознавали, что Харисон предпочитает общество его жены.

Только тихая Элис, как они прозвали ее, никак не вписывалась в компанию.

— Воистину потрясающий будет роман, раз вкладывает в него все свои слова, — как-то заметил Гарп.

У Флетчеров была дочь. «Неудачного» возраста, с точки зрения Гарпа, — она появилась на свет между Данкеном и Уолтом. Предполагалось, что со временем у них будет еще ребенок. Но сначала Элис должна закончить второй роман. Как только закончит, они родят второго.

Иногда они устраивали совместные обеды. Правда, Флетчеры предпочитали обедать вне дома, потому что никто из них не умел готовить. Зато Гарп переживал новое увлечение — кулинарией, вплоть до того, что сам пёк домашний хлеб. На плите у него всегда что-нибудь готовилось. Хелен и Харисон без конца обсуждали книги и своих коллег. Они завтракали вместе в университете, а вечерами долго беседовали по телефону. Гарп и Гарри ходили на футбольные и баскетбольные матчи, на встречи по борьбе. Три раза в неделю играли в единственную игру, которая давалась Гарри, — теннис. Гарп был довольно сильным противником, поскольку был более тренирован; не прошли впустую и занятия бегом. Ради удовольствия, которое давал ему теннис, пришлось забыть, что он когда-то не очень любил игры с мячом.

Как-то спустя год Гарри сказал Гарпу, что Элис обожает кино, а он — не выносит. И если Гарп тоже любитель фильмов, как говорит Хелен, почему бы им не пойти в кинотеатр вместе?

Во время сеанса Элис Флетчер то и дело посмеивалась, особенно если фильм был серьезный; отрицательно качала головой с выражением полного недоверия ко всему, что происходило на экране. Месяца через два Гарп понял — у Элис какой-то дефект речи или нечто вроде нервного спазма гортани, то есть недостаток скорее психического, чем физиологического свойства.

— Я вижу, ты немножко шепелявишь, Элис, — сказал он однажды, когда вез ее домой после кино.

— Немнофко, — кивнула она.

Чаще всего это была просто шепелявость. Иногда полная неразборчивость речи. А случалось, все слова звучали совсем чисто. Волнение усиливало ее недостаток.

— Как твоя книга? — спросил он.

— Понемнофку.

Она как-то призналась, что ей понравилось «Промедление».

— Хочешь, чтобы я почитал что-нибудь твое? — спросил он.

— Конефно, — ответила она, тряхнув своей маленькой головкой.

Крепкие короткие пальчики перебирали подол юбки на коленях. Совсем как ее маленькая дочка. Только дочка еще и закатывает юбочку до самого пояса, словно оконную штору, что немедленно пресекается со всей строгостью.

— Отчего это? — продолжал Гарп. — Ты с детства шепелявишь? Или с тобой что-нибудь случилось?

— С детфтва.

Он остановил машину возле ее дома. Она потянула его за рукав и открыла рот, показав туда пальцем с таким видом, что это все объяснит. Гарп увидал два ряда мелких безупречных зубов и сочно-розовый, как у ребенка, вполне здоровый язык. Ничего особенного он не заметил. Правда, в машине было темновато. Вероятно, он просто чего-то не разглядел. Она закрыла рот и расплакалась. Но тут же улыбнулась сквозь слезы. Он понял, что удостоен высочайшего доверия.