Мир пауков. Башня и Дельта
Шрифт:
— Ты не дашь им уговорить себя вернуться?
— Разумеется, нет, — ответил Найл, с замешательством на нее поглядев. «Я что, спятил?» — хотел добавить он, но спохватился, боясь, что такой резкой фразой может ее задеть.
От Зала собраний к ним спешил жук–стражник. Дона с почтительным интересом наблюдала, как он, проворно шевеля щупиками, обращается к Доггинзу, вторя движениям своеобразными скрипучими звуками. Доггинз повернулся к Найлу:
— Он говорит, нам нужно следовать за ним. Нас вызывают в Совет.
Дона коснулась руки Найла.
— Прошу тебя,
— Не беспокойся, — он легонько стиснул ей руку и улыбнулся. Улыбка вышла куда более уверенной, чем то, что на самом деле было на сердце.
Они вошли вслед за провожатым в парадную. Обычная деловая суета здесь действовала настолько успокаивающе, что напряженность у Найла пошла на убыль; прохладный полумрак вселял безмятежность. Он даже не без удовольствия начал представлять, как сейчас снова повстречается с Хозяином. Но возле горловины ведущего в подземные палаты коридора провожатый неожиданно остановился и стал опять подавать какие–то знаки. Доггинз кивком указал Найлу на дверь:
— Он говорит, чтобы ты дожидался вон там.
Толчком открыв дверь, Найл очутился в пустой комнате. Освещение здесь было ярче, чем в парадной, а из открытого окна дышал ровный ветерок. Меблировку составляли несколько незамысловатых стульев и диванчик в виде жука. Сев на него, Найл оперся затылком о стену и прикрыл глаза. Гладкая шелковистая обивка диванчика отдавала прохладой.
Хорошо одному. Доггинз был Найлу по душе, но его общество странным образом выматывало.
Казалось, что все его мысли и чувства сориентированы на решение исключительно практических вопросов. Мир, по Доггинзу, существовал не как особая, самостоятельная среда, а как нечто, что нужно непременно осваивать и покорять. Какой–нибудь час общения с ним, и у Найла уже возникло неодолимое желание забыть об окружающем и уйти вглубь себя.
В комнате стояла приятная прохлада. Через окно доносилось ласковое журчание фонтана, детские голоса; в комнату с жужжанием влетела муха. Найл с глубоким вздохом расслабился, словно утопая в груде ароматной листвы. Переборов желание заснуть, он сосредоточился до того порога, когда становится внятной завеса тишины внутри себя.
В черепе мгновенно ожила точка света. Найл расслабился еще больше, и тогда стал внятен капля за каплей сочащийся ток силы — будто кроткий прилив, лижущий морской берег волна за волной.
И тут совершенно неожиданно Найл ощутил в глубине сознания гнетущую напряженность — не чувство опасности, а просто чуткую настороженность. Нечто подобное он уже испытал, сидя в камере при дворце Каззака, — ощущение, что за тобой следят.
Он позаботился не выдать настороженности ни единым движением лица; всякий, взглянув на него, подумал бы, что он спит. Лежа на спине и ровно дыша, Найл мысленно прощупывал комнату. Одной секунды оказалось достаточно, чтобы выяснить: тайный соглядатай наблюдает через окно. Гулко хлопнувшая в отдалении дверь дала подходящий повод шевельнуться и открыть глаза; Найл, зевнув, сел и поглядел в окно.
К его удивлению, там никого не оказалось — ничего, лишь безоблачное небо. Встав,
Небрежной походкой Найл возвратился к диванчику, поласкал гладкую ткань подушки и тут, схватив ее внезапным движением за угол, резко швырнул через комнату вверх.
Сноровка прирожденного охотника не подвела: насекомое не успело толком сняться со стены, как его подушкой смахнуло на пол.
Найл одним прыжком перенесся через комнату; защищенная жестким покровом тварь хрупнула под подошвой сандалии. Это была небольшая муха, размах крыльев с ладонь. Найл дочиста обтер сандалию о дорожку, затем подошел и притворил окно.
Снова закрыв глаза, почувствовал, что соглядатая больше нет.
Мрачного удовлетворения как не бывало: страх вызывала догадка, что за ним, Найлом, можно следить сквозь призму сознания насекомого.
В таком случае, получается, ему вообще некуда деваться от беспрестанной слежки. Это значит и то, что Смертоносцу–Повелителю, не исключено, известно о каждом его шаге за последние несколько дней.
И хотя. по размышлении, такую мысль он отклонил (подсознательная сторожевая система непременно подала бы сигнал предупреждения), Найла никак не оставляло досаждающее чувство собственной уязвимости. Он вообще–то понимал, что Смертоносец–Повелитель потому постоянно и напоминает о себе, чтобы лишить покоя, но легче от этого не становилось.
В этот миг обостренной чувствительности неожиданный щелчок задвижки заставил Найла вздрогнуть. В комнате стояла Мерлью и уже вставляла в задвижку деревянную шпильку, чтобы не открылась. На Мерлью было короткое, оставляющее руки открытыми, платье из красной шелковистой материи; золотистые с рыжинкой волосы плавной волной стекали по плечам. Когда она с улыбкой повернулась к Найлу, сердце у него гулко стукнуло; он никогда не видел ее такой красивой.
Она ничего не говорила, стояла, опустив руки. Вот она прошла через комнату; остановившись, секунду–другую смотрела на него; затем, обвив ему шею, поцеловала. Обнаженные ее руки были прохладны, а губы теплы. И тут до Найла дошло, что он ошибался, полагая, будто Мерлью ему безразлична. Тесно прижав ее к себе, он с изумленным восторгом чувствовал ее губы, сознавая, что и она принимает его ласку с таким же вожделением.
Мерлью высвободилась первой.
Пробежав пальцами по волосам юноши, она прильнула щекой к его щеке.
— Я пришла забрать тебя обратно в город, к себе.
Найл попробовал качнуть головой, но Мерлью поспешно притиснулась щекой к его лицу, и шевельнуться не получилось.
— Ты же знаешь, я не могу этого сделать.
— Ты не хочешь, чтобы мы были вместе?
– Хочу, конечно. Но еще и в живых остаться хочу.
Мерлью приникла губами к его уху, и ласковая их мягкость вызвала такое сильное ощущение, что Найл замер в истоме.