Мир пауков. Маг и Страна Призраков
Шрифт:
Когда круг замкнулся, старший из хамелеонов вручил кувшинчик Найлу и, указав на воду, предложил: «Если пожелаешь вернуться к нам, вспомни этот вкус».
Вглядываясь в его зеленые, в коричневую крапинку глаза, Найл ощутил прилив истовой благодарности с оттенком изумления. Гостеприимные спутники, как выясняется, испытывали к нему искреннюю привязанность — что при их нраве казалось уму непостижимым. Чутьем, многократно усиленным за счет их внутренней взаимосвязи, Найл понял и то, что они очень переживают за его безопасность. В их глазах он был странным существом — верховным среди своих собратьев, — отважившимся пуститься по бурному потоку, бегущему ниоткуда (именно такое представление было у хамелеонов
Более всего их впечатляло то, что он действует в одиночку. Хамелеоны на протяжении всей жизни не обходятся друг без друга ни минуты; даже старейшина у них — скорее старший брат, чем кто–то власть предержащий. Найл не без смущения сознавал, что предстает в их глазах чуть ли не героем. Ведь если вдуматься, одиночество так или иначе удел всех людей, и ничего такого уж героического в этом нет.
Найл вынул из сумы фляжку и, вылив ее содержимое на камни, заменил его водой из колодца.
Рядом с тем местом, где лежал кувшинчик, обнаружилась еще и горка плоских камешков, в которых Найл узнал кремни для высекания искр (кстати, повара на кухне все так же ими пользовались, когда заканчивались спички). Судя по всему, эти кресала — как и сосуд — лежали здесь специально, в помощь путникам. Пару из них Найл припрятал в суму, предварительно опробовав.
Выбравшись из углубления, Найл и его спутники постепенно взошли на холм, с высоты которого открывался необъятный простор. Здесь Найл понял, почему это место считалось у хамелеонов западным пределом их местообитания. Долины и перелески, что тянулись позади, изобиловали формами жизни, нуждавшимися в заботах хамелеонов о поддержании гармонии. В сравнении с ними пейзаж, что открывался дальше к западу, был откровенно скуден. На севере проглядывали Серые горы, на юге — возделанные угодья пауков и жуков–бомбардиров. Дальше простиралось море, а еще дальше — Дельта.
До прихода Найла обо всех этих землях хамелеонам не было известно решительно ничего. Так что теперь, приобщившись к его мыслям, свои познания о приграничных территориях они расширили в десяток раз. В выигрыше был и Найл, знающий теперь владения хамелеонов не хуже их самих.
Времени на продолжительное прощание не было; пора двигаться дальше. Хозяевам этих мест предстоял обратный путь в их безмятежный, лежащий вне времени мир перелесков и ручьев, их гостю — возврат в неумолимо преследуемый временем мир людей.
Люди в подобном случае обменялись бы рукопожатиями или обнялись. Но у хамелеонов не было в обиходе слова «прощай». Да они, в сущности, и не прощались. Проворно спускаясь по холму, Найл сознавал их присутствие так, будто они шли с ним рука об руку. Лишь спустя какое–то время, оглянувшись назад, он понял, что проводников там больше нет.
От вида блеклой, унылой пустоши на душе было неуютно. И дело здесь не только в милях и милях грубой сероватой травы, оттенком замшелости напоминающей то гиблое, буреломом заваленное место, где обитал зловещий элементал. Найлом опять владело гнетущее чувство, как будто за ним исподтишка наблюдают глаза недруга. Хотя видно никого не было, лишь несколько воронов кружили высоко в небе.
Монотонный пейзаж не выказывал и намека на тропу, а потому Найл решил взойти на ближний холм и оттуда обозреть уходящую в нужную сторону окрестность. Подъем оказался неожиданно высоким, и, стоя теперь на выветренном граните вершины, плешью проступающем через сухой дерн, Найл мог просматривать округу на добрых два десятка миль. Позади виднелась на горизонте та заснеженная горная вершина, что покоит под собой священное озеро.
Где же все–таки берет начало ручей, загрязняющий тот уникальный подземный водоем? Хамелеоны об этом понятия не имеют, что означает: источник лежит за пределами их владений.
От контакта с хамелеонами осталась умозрительная, но очень подробная карта их земель. Так что если ручей течет непосредственно с запада на восток, его подземный путь должен проходить где–то невдалеке от этого холма. А поскольку путь все равно рано или поздно проляжет на север, то почему не поискать ручей именно сейчас? С этой мыслью Найл, поплотней запахнув плащ (ветер становился все холоднее), начал спускаться по северному склону холма.
Далеко идти не пришлось. Примерно через полмили ступни почувствовали знакомое покалывание: должно быть, это и есть подземный ручей. Тут Найл опять повернул на запад, стараясь придерживаться взятого курса. Озадачивало то, что, вопреки ожиданию, ручей вовсе не был широким, от силы пара метров, в то время как, учитывая размеры священного озера, можно было предположить, что туда впадает река или по крайней мере несколько притоков поменьше.
Местность вокруг была на диво скудной: ни деревца, лишь низкие бугры поросших утесником да колючими кустьями холмов. Между тем еще час–полтора, и солнце коснется горизонта. Не мешало бы и подыскать место под ночлег. За долгий день удалось покрыть двадцать с лишним миль; ноги уже ныли от изнеможения. Теперь, в отсутствие хамелеонов, Найлом понемногу овладевала обычная человеческая усталость.
Хотя причина нахлынувшего вдруг уныния крылась не только в этом. После хамелеоновых владений со всеми их перелесками, ручьями и красками осени этот невзрачный пейзаж казался до странности безжизненным. С той поры как Найл расстался со спутниками, он не встретил ни единого элементала. Что, в сущности, и неудивительно. Духи природы словно источают некую радость, тихую и беспечную. Они живут любовью к природе, подпитываясь ее жизненной силой. Этот же немой простор был почти безжизненным.
Следуя вдоль русла подземного ручья, Найл оказался на нешироком гребне, с которого открывалась низина с бельмом буроватого от торфяника озерца с посохшей осокой. Гребень выходил на достаточно обширную плоскую возвышенность, посередине которой пятиметровым обелиском высился камень в окружении густой колючей поросли. Возникла мысль расположиться у подножия этого камня, где кусты могут прикрыть путника от посторонних глаз. Приблизившись, Найл неожиданно различил на его поверхности подобие желтоватого мха, придающего камню сходство с лицом старика. Найла пробило подозрение, не угнездился ли здесь какой–нибудь элементал. Он всмотрелся, как бы призывая хозяина появиться. И тут вправду на камне словно проступило лицо, которое глянуло на Найла полным враждебности взором, явно сердясь на непрошеного гостя. Четко, словно мысли у него были по–прежнему состроены в резонанс с хамелеонами, Найл уяснил, что сам элементал по плечи врос в дерн. Тем не менее ему вполне по силам явиться, поквитавшись с чужаком за вторжение на свою территорию. А потому Найл без промедления обошел это место, лишний раз поблагодарив в душе хамелеонов за то, что те вооружили его подобной осмотрительностью. Ведь устрой он здесь ночлег, хозяин этого места нашел бы способ наказать его за дерзость: уж что–что, а кошмарный сон был бы обеспечен наверняка.
Солнце было уже над самым горизонтом, и к той поре как Найл, по–прежнему идя вдоль подземного ручья, спустился в соседнюю долину, ее уже покрыл лиловый сумрак. Соблазну уместиться под ближайшим кустом мешала бугристость почвы, ступать по которой приходилось осторожно: того и гляди подвернешь ногу о корень. В конце концов, запнувшись о торчащий из земли валун, Найл решил присесть и дать ногам отдых. Блаженство наступило такое, что впору скинуть суму и закрыть глаза. Лишь сгущающиеся сумерки заставили его превозмочь усталость и продолжить путь.