Мир по дороге
Шрифт:
Катим стояла неподвижно, опустив иссохшие руки, и смотрела на Иригойена.
Осень сменилась весною, а лето – зимой,И возмужавший скиталец вернулся домой.Вот перед ним вырастает громада стены,Вот среди яблонь знакомые крыши видны,Памятный с детства порог… Почему же теперьКажется узкой и низкой привычная дверь?Даже божница как будто и та, и не та,В тесныхЛунный лик ненадолго, как невеста фатой, укрылся проплывающим облаком. Прозрачные края вспыхнули в воцарившейся темноте. Когда свет вернулся, между входом в дом и навесом никого не было. Никто не шёл вдоль цепочки вросших в землю людей, вглядываясь в бледные лица. Только последнее перекати-поле выпрыгивало за забор.
– Кто она? – тихо спросила мать Кендарат.
Ответила стряпуха.
– Мы называем её Катим… – кое-как выговорила она. Неизменно бойкий язык женщины заплетался от пережитого страха. – Никто не знает, когда и где это случилось, только постигло её жестокое горе… Осталась она вдовой с маленьким сыном. И однажды… Кто говорит – хлопок собирала, кто – в доме возилась, а сыночек возле порога играл. На беду, ехал с ярмарки хмельной купец, гнал коней, вправо-влево не глядя… И не стало мальчонки, сшибло его бешеное колесо, а гостя удалого и след простыл, ускакал, даже не оглянулся. Прибежала Катим… и вскричала лютым криком, взывая к Лунному Небу о мести. И её молитва пустила корни, проросла и дала урожай, ведь не бывает такого, чтобы Луна отвернулась от материнской молитвы… Только у нас говорят: взявший месть складывает сразу два погребальных костра. Уже не первый век бродит Катим по степи, появляется то здесь, то там, смотрит в лица проезжим… Она непременно узнает злодея, если встретит его, но когда это будет?
Не его, а потомка, подумалось Волкодаву. Вот так-то: живи да помни, что правнукам отдуваться придётся!
– Люди встречают Катим, – продолжала стряпуха, – и самое страшное, что может сделать несведущий, – это предложить её подвезти или проводить.
– Почему? – спросила мать Кендарат.
– Потому, что тогда она будет следовать за тем человеком повсюду, куда бы он ни пошёл, до конца его жизни, и будет смотреть в лица всем, кого он встретит в дороге.
Пока Волкодав раздумывал, как с этим быть и надо ли сознаваться, что он предложил-таки проводить Катим, а значит, по недомыслию привёл страшную гостью в эту деревню, – Кан-Кендарат передёрнула плечами и потёрла ладони.
– Зябко-то как! – сказала она и выдохнула облачко пара. – Смотрите, солнце уже скоро взойдёт. Вставайте, почтенные, разведём пожарче огонь да съедим что-нибудь, прежде чем трогаться в путь!
Гарната-кат был похож на все большие города, разросшиеся из воинских поселений. В середине – крепость правителя. Вокруг – старый город, некогда прибежище мирного люда, спасавшегося от врагов, ныне – самая богатая и самая тесная часть столицы. В его стене несколько ворот, так что стража, досматривающая приезжих, раньше стояла именно там. Однако старый город давно оброс выселками и слободками, – огороды, плетни, зелень садов… Там,
Застав в Гарната-кате было много. Целых семь. Возле тех, в которые упирались крупные большаки, стояли купеческие возы, маялись ожиданием люди, слышалась ругань. После дальней дороги каждому хотелось скорее устроиться в дружеском доме или на постоялом дворе. Вместо этого приходилось браниться с недоверчивой стражей, вскрывать тщательно увязанные тюки, отсчитывать деньги…
Иригойен уверенно свернул с мощёной дороги и повёл спутников задворками на самый берег Гарнаты.
Река, прославляемая сказителями как несравненно могучая, на поверку годилась Светыни в младшие внучки. Песчаный обрыв подмывала самая обычная степная река, заросшая по берегу ивняком. Она поила неширокую полоску земли с городом, пастбищами, виноградниками и лиственными рощами. Эти рощи, видимые на просвет, халисунцы считали лесами и боялись в них заблудиться.
На другом берегу, в основном низменном, поодаль от воды, высились своего рода останцы – невысокие холмы с плоскими вершинами. Волкодав присмотрелся. На одном из холмов густо росли деревья и виднелись какие-то сооружения, непохожие на жильё.
– Это и есть ваши знаменитые Сады Лан? – спросила мать Кендарат.
– Да, – кивнул Иригойен. – И по-моему, там не много прибавилось Посмертных Тел.
По его рассказам Волкодав представлял себе Сады совершенно иными. Гораздо более величественными и таинственными. Воображение рисовало ясную синеву ночи, бесчисленные жертвенные огни, ветви цветущих вишен, суровые каменные лики, одушевлённые колеблющимися пламенами… а надо всем – яркие звёзды и царицу-Луну среди них. Действительность предпочла ограничиться пасмурным предзимним днём, когда впору не о чудесах думать, а редьку и морковь спускать в общинные погреба.
– И шулхад Эримей там упокоен? – спросил он Иригойена.
– Конечно, ведь он… А откуда ты про него знаешь?
– Каттай говорил.
– Посмертное Тело славного шулхада Эримея – одно из самых высокочтимых, – помолчав, проговорил Иригойен. – Его считают очень благим. Кое-кто из сэднику полагает, что его следовало бы оградить стеной, ибо стража не поспевает гонять оттуда невольников. Им ведь строго запрещено совершать в Садах поклонение, но они пробираются всё равно… Другие учителя говорят – Эримей, верно, знал, что творил, оставаясь перед Лунным Небом освободителем смелых рабов… Я сам любил там молиться. Это Тело вправду благое. Рядом с ним всегда тихо и хорошо…
– Покажешь мне его, – сказал венн.
Здесь, где к берегу подходили не улицы, а заулки, застава перекрывала даже не разрыв земляного вала, а перелаз через него. Жёнки ходили на реку стирать бельё, ребятишки – купаться. Ещё бы Иригойену было не знать этот проход!
Стража обратила очень мало внимания на троих путников с ручной тележкой и осликом.
– Всё изменилось, – задумчиво проговорил сын пекаря, когда они уже спускались с внутренней стороны вала. – Раньше я всех знал, кого обычно здесь ставили. А теперь – ни они меня, ни я их…
Слушая его, Волкодав снова, как когда-то в саккаремских горах, представил своё возвращение в родные места и вдруг понял: Иригойену было страшно. Вот и я посмотрю на холмы, по которым бегал мальчишкой, и они покажутся незнакомыми. Вместо дремучих ельников, спускавшихся к доверчивым лесным озёрам, явит себя сплошной ветролом. Выворотни, мешанина стволов, пожухлая хвоя… И сами озёра, точно тело поруганной Итилет. А на месте дубрав предстанут горькие пни – ни жёлудя, ни ростка…
Нет уж. Лучше про такое вовсе не думать. Настанет время помирать, тогда и помрём.
– А каменоломни в какой стороне? – спросил он Иригойена.
– Здесь их много, – удивился тот. – На что тебе?
Денег у них покамест хватало, никакой нужды в заработке, да ещё таком нелёгком, вроде бы не предвиделось.
– Канара. Там вырубают Посмертные Тела, – сказал Волкодав.
– Эти выработки далеко… – принялся объяснять Иригойен.
Состоятельная семья пекарей Даари жила в старом городе, хотя и не около крепости, где обитали вельможи, а, как приличествовало зажиточным ремесленникам, у самой стены. Иригойен хотел сразу вести туда своих спутников: