Мир по дороге
Шрифт:
Ждать пришлось недолго. Довольно скоро Иригойен вышел наружу в сопровождении старого, сгорбленного домашнего раба. Раб держал в руках пустую корзинку.
– Пять лет почти тебя не было, молодой господин… – кудахтал старик. Увидел Волкодава и даже отпрянул: – А это кто?..
– Мы с ним давно путешествуем вместе, он стал моим братом, – ответил Иригойен. – Называй его Волкодавом.
– Воистину диковинные у тебя друзья, молодой господин… – вздохнул дед, не иначе уверенный, что чужеземец не понимает его речь. – То-то батюшка бы твой удивился…
Похоже, старый слуга знал Иригойена с детства. Волкодав решил,
Они вернулись к зарешёченному окошку. На сей раз привратник отворил не прекословя. Волкодав опять остал ся один.
Он прошёлся по пустынной улице туда и сюда, потом сел под стеной, скрестил ноги и стал правильно дышать. Сперва – так, как учил Мхабр. Затем – как показывала мать Кендарат. Затаил дыхание и взялся считать удары сердца, только до кругов перед глазами доходить на всякий случай не стал. Получилось, что сегодня он уплыл бы под водой раза в полтора дальше, чем в том озере у Рудой Вежи.
Между каменными заборами гулял ветер, летали мёртвые листья. Волкодаву всё время казалось, будто из-за угла вот-вот выпрыгнет перекати-поле, а в кружении листьев зашелестит голос, выводящий заунывную песню. Не надо, Катим. Пожалуйста. Ты его обязательно найдёшь. Только не здесь. И не сейчас.
Он, оказывается, боялся, как бы потомок злодея не сыскался среди родичей Иригойена или его добрых соседей. Каково-то было тем, кто прежде меня предлагал её проводить – и возвращался с этакой гостьей в родную деревню…
По ту сторону калитки звякнул засов. Волкодав повернул голову, но подниматься не стал, потому что шаги принадлежали не Иригойену. Появился старый раб. В его корзине, прикрытые полотенцем, горкой лежали витые булочки с корицей и мёдом. Дед сердито посмотрел на Волкодава и пошёл прочь, осуждающе тряся бородой.
Венн встал и пошёл следом.
– Погоди, дедушка…
Старик оглянулся и так вцепился в корзину, словно ждал нападения.
– Не про твою честь плюшки! Это внукам моего господина!
– Погоди, дедушка, – повторил Волкодав. Складные речи по-прежнему давались ему с немалым трудом, но, когда нужда заставляла, он делал усилие. – Ты, наверно, всех здесь знаешь… Как мне найти почтенную рабыню Арзуни?
– Что?..
– У неё был муж, каменотёс Хетар, и сын Каттай. Его продали…
Старый раб присмотрелся.
– Ты не Каттай. У того были тёмные волосы. – В поблёкших глазах мелькнула радостная догадка. – Погоди… Каттай, это ты так поседел?
Венн ответил:
– Я принёс почтенной Арзуни вести о её сыне.
Лицо старика не то чтобы смягчилось, скорее, жалко обмякло.
– Что же ты хотел поведать бедной Арзуни?
Бедной Арзуни. Волкодав испытал очень нехорошее чувство, но всё же ответил:
– Я хотел наполнить её дни гордостью. Каттай почти собрал выкуп для себя и для неё. Он ушёл по лунной тропе, когда его обманули. Я здесь вместо него.
– Возьми булочку, – вдруг всхлипнул старый невольник. – Ради приветливого малыша, который избавил меня от плетей, найдя запропастившуюся монету… Когда уехал молодой господин Даари,
– Я только знаю улицу, – сказал Волкодав. – Как найти дом?
Вернувшись к воротам, он увидел, что привратник так и стоит в открытой калитке, прислонясь к косяку и сложив на груди руки.
– Ты откуда сам, парень? – спросил он погодя.
Волкодав сел на прежнее место:
– С севера. Из-за гор.
– Сольвенн?
– Нет, с верховий. Мы – венны.
– А я из Нарлака, – сказал привратник. – Из Фойрега.
Он оглянулся во двор. Появился Иригойен. Сын пекаря посмотрел на Волкодава, словно не узнавая его, зябко запахнул плащ и побрёл куда-то по улице. Венн поднялся, кивнул привратнику и пошёл следом.
– Мванааке – это далеко? – спросила мать Кендарат.
– За морем, – сказал Иригойен. Он смотрел на Мыша, подбиравшего с блюдечка хлеб, размоченный в молоке. – Корабль минует Аррантиаду и идёт ещё столько же, сколько туда.
– Ну, значит, исполнится твоя мечта. – Жрица невозмутимо заворачивала в сладкий капустный лист кусочек жареной колбасы. – Ты ведь хотел снова там побывать. Я вообще в толк не возьму, о чём ты так убиваешься?
Понадобились две большие кружки горького пива и словесное кан-киро матери Кендарат, прежде чем Иригойен наконец стал говорить, и у Волкодава отвалилась от сердца стопудовая тяжесть. Как выяснилось, родители халисунца были живы и благополучны. Просто мономатанская ветвь семьи после многолетних уговоров сманила белокожего родича на землю предков. Туда, где под рукой дружественного вождя заново собиралось племя сехаба. Год назад славный пекарь сел на корабль с младшими детьми и женой, а дом и пекарные печи оставил приёмному сыну, Мурэну. И тот повёл дело по-своему. Женился на дочери жреца, закрыл уличную лавку, приставил к жерновам рабов. Зато почти все его пряные хлебцы, душистые крендели и рассыпчатую сдобу особые посыльные уносили прямо в крепость, к столу государя. Соседи не сомневались: быть молодому Даари отцом рода новых харраев.
Кан-Кендарат поманила служанку:
– Принеси ещё пива, милая. И скажи там, чтобы колбасок пожарили.
– Я вырос в этом доме, – заикаясь, произнёс Иригойен. – Я в нём каждый кирпич знаю, от чердака до подвала. Помню, где мальчишкой смешную рожицу выцарапал… Как мамины серьги в саду под кустом спрятал… Брат мне переночевать предложил. В комнате для случайных гостей…
Волкодав слушал, по обыкновению помалкивая. Иригойен был прав. Больно вот так возвращаться в родной дом. И жрица тоже была права. Куда хуже вещи с человеком могут случиться.
– Спору нет, горестно почувствовать себя дома чужим, – продолжала мать Кендарат. – Но скажи-ка по совести: а чего ты ждал? Ты отпросился у отца, чтобы принять сан, потом сорвался путничать и пропал без вести на несколько лет. Они даже не знали, жив ты или погиб. А ты, похоже, хотел, чтобы дома до твоего возвращения время стояло на месте?
Конечно хотел, вздохнул про себя Волкодав. Всякий странник этого хочет. И я тоже хочу. Мне до сих пор снится, что я переплываю Светынь, выхожу на берег и слышу, как звенит молот отца.