Мир полуночи. Партизаны Луны
Шрифт:
— Г-готово, — пробормотал Антон, опустошив тюбик.
— Перевязывай. — Подпольщик снова закусил футболку.
Антон дважды обтянул бинтами поджарый торс, обнаружив по ходу еще одну интересную подробность: на шее, на прочной цепочке, этот охотник на вампиров носил не кулон со знаком зодиака, не камешек по китайскому гороскопу, а лепесток флеш-памяти. У Антона зачесались руки подключить его к своей планшетке. Да нет, чепуха — чтобы важные данные, пусть и под криптом, провозили просто так, на шее? А с другой стороны — надежнее всего спрятано то, что лежит на видном месте…
— Теперь через шею, — подсказал Ван Хельсинг. — Не очень сильно затягивай — скоро больше разнесет… — Тут Антон неловко его задел, и раненый, издав довольно громкое «Х-х-х-х!», ткнулся головой в стол и руководить прекратил.
— П-простите, — пискнул Антон. Нервы требовали разрядки, и он хихикнул. — Поверьте мне, я сделал это нечаянно, и, сделав это нечаянно, я сказал: «Простите меня». [50]
— С… с… — просипел подпольщик, странно оскалившись. Самообладание дало-таки трещину, но выругаться по-настоящему, видимо, теперь мешал сбой легких.
50
Дюма А. Три мушкетера.
И вдруг, хватанув воздуха, «пациент» прошептал на одном выдохе:
— Сударь, вы невежа…
Контакт — есть контакт! Наверное, у него дома тоже держали старые книги.
В дверь кто-то ткнулся, и с горловым звуком подпольщик выпрямил спину, наведя пистолет на вход.
Послышался стук. Антон заметался, потом сквозь одностороннее зеркало двери увидел Цумэ и успокоился.
— Заканчивай, — процедил Ван Хельсинг.
Антон вымотал последний метр бинта и закрепил его прилагающейся «липучкой». Кровь проступила тут же — выходное отверстие слишком велико, нужно шить. Операция нехитрая, но кому ее делать? И вдобавок тело раненого было лихорадочно горячим. Антисептик, входящий в состав «Целителя», и антибиотик из самых простых, безрецептурных, потерпели очевидное фиаско — инфицированная рана отравляла организм.
Осторожная дробь повторилась.
— Футболку. Куртку. Нет, просто набрось. Одеяло. — Пистолет спрятался под мягким синим полтексом. — Нет, нож оставь себе. Возьми чехол. В рукав. И бей, как только почуешь неладное. Не жди, не думай, ошибся или нет. Просто бей и беги.
Раненый опять откинулся на сиденье и, прикрывая глаза, пояснил:
— Это варк, не забывай. Если он будет готов — тебе конец.
Антон запихал кровавые бинты в пакет и сунул его под куртку, заткнув за ремень.
— Теперь отпирай.
Цумэ, пьяно растопырившись в проеме, громко протянул — явно на публику:
— Та-ак… Чем это вы тут занимались? Тебя на минуту нельзя одного оставить…
— Дверь закрой, — поморщился раненый. — И запри.
Цумэ захлопнул дверь и поставил на стопор. Плюхнулся на свое место.
— Допей водку, — продолжал подпольщик. — Всю. Золочев — через двенадцать минут.
Симпатичный и тихий русоволосый мальчик в школьном жилетике и зеленых джинсах сошел в Золочеве. Из его сумки торчал длинный чертежный тубус. Потянувшись после долгого сидения и зевнув, мальчик зашагал к турникету контроля на станции.
Пьяноватый молодой человек в бандане вышел размять ноги и покурить там же. Он явно не собирался отходить от поезда дальше урны.
— Вашi документи, — унылым голосом сказал мальчику с тубусом контролер. Каждый раз было странно слышать язык — очень похожий на родной и все же чужой.
Антон облизнул сухие губы. Его унипаспорт мог пройти поверхностную проверку, но вот тщательной уже не выдержал бы. Он уезжал из Харькова второпях и как следует подчистить новую карту не успел… А уж если откроют тубус и увидят там не что-нибудь, а посеребренный меч…
Из вагона тем временем выполз еще один пьяный. Два шага по прямой были за пределами его возможностей. Обнаруживая, что сбился с курса, он бранился «К'рва!» и брал два-три румба в противоположную сторону.
— От же ж набрався, — покачал головой контролер, возвращая Антону карточку.
Пьяный, шатаясь, короткими перебежками от фонаря к фонарю преодолел расстояние между поездом и автоматом по продаже разной чепухи, проделал несколько безуспешных манипуляций с карточкой и панелью заказа, получил несколько сообщений «Помилка — Error», добрался до вокзала и на великолепнейшем польском — правда, изрядно заплетающимся языком — спросил у контролера, где можно купить пива. За живые деньги пиво продавалось в буфете по ту сторону паспортного контроля, и до поляка не с первого раза дошло, чего контролер от него хочет, а когда дошло, он сунул контролеру карту на имя Збигнева Бакежиньского, дохнув при этом таким выхлопом, что контролер даже в чекер ее совать не стал. Но до буфета поляк не дошел — упал на колени, а после бесплодной попытки встать хрипло, но вполне музыкально заорал: «Whisky z lodu swietna rzecz, wszystkie troski goni precz! W gore szklo i flacha w dol, I tylko wariat pije pol. Szklany Jasio to nasz brat, zawojowal caly swiat!» [51]
51
«Виски со льда — мировая штука, всю тоску прогоняет прочь. Вверх стакан, вниз бутылку, только сумасшедший пьет лишь половину. Джонни Уокер — наш брат, завоевал целый мир» (пол.). Старинная матросская песня.
Контролер, владей он польским получше, мог бы еще много узнать о потребительских свойствах виски — но тут от урны прибежал с воплем «Бакежак, сука такая!» беловолосый курильщик. Через турникет он просто перескочил, и контролеру в голову не пришло его останавливать — машинка все сама считает. Долговязый поднял товарища на ноги и оттащил к стене, прислонив там.
— Не запiзнюйтеся, панове, — сказал выпивохам контролер. — За хвилину потяг пiде. [52]
— Щас! — прорычал белобрысый. — Щас я его. Бакежак, сука такая! Вставай! Иди ногами!
52
Не задерживайтесь, господа. Поезд отходит через минуту (укр.).
Голос его звучал уже с неподдельным страхом. Но поляк то ли не хотел, то ли не мог идти ногами. Даже две веские оплеухи не помогли. Когда он наконец-то смог прийти в относительно вертикальное положение, над станцией уже зазвучало: «Потяг Харкiв — Краков рушае з перш. колii за одну хвилину. Прохання yciм стороннiм — звiльнити вагони». [53]
— Бакежа-ак! — жалобно простонал белобрысый.
— Latwei zdehnoc. [54] — Язык повиновался поляку ненамного лучше, чем ноги.
53
Поезд Харьков — Краков отходит с первой платформы через одну минуту. Просьба всем посторонним освободить вагоны (укр.).
54
Легче сдохнуть (пол.).
Минута прошла в бесплодных попытках начать двигаться — а поезд тем временем тронулся.
Пьяным придуркам ничего не осталось, кроме как дожидаться утреннего. Белобрысый оттащил друга в буфет, и контролер потерял их из виду.
Через полчаса, уже в сквере при автобусной станции, Антон спросил, просто чтобы скоротать время:
— И надолго хватит этой военной хитрости?
— Не знаю, — мотнул головой «Бакежак». — Идет повальная проверка. До станционных чекеров добраться должны быстро. Так что лучше считать, что наши польские аусвайсы засвечены, Белый.