"Мир приключений" 1926г. Компиляция. Книги 1-9
Шрифт:
Они лучше нас будут противостоять травматическим повреждениям, их кости, хрящи, сухожилия и кожа будут относительно вдвое прочнее наших.
А как они смогут прыгать!
Для нас пределом безопасной высоты прыжка является высота, равная нашему росту, — для них она вдвое превысит их рост.
Правда, относительная мускульная сила новых людей останется той же, но так как быстрота движений возрастет вдвое, то вдвое же возрастет и работоспособность.
Чем более я думаю над практическими последствиями, которые могут вытечь из моих изыскания, тем более проникаюсь убеждением, что я, случайно, сделал одно из величайших открытий, когда либо выпадавших на долю ученого.
Его горизонты так широки, что я сам еще не в силах их охватить. Это за меня сделают впоследствии другие.
Знаю одно, что польза, которую я принес людям, с лихвой искупает мою вину перед ними, если только меня можно признать вообще виновным.
Я кончил и отдаюсь на ваш суд!
Председатель в своем резюмэ, упоминая о последнем слове подсудимого, счел долгом указать присяжным, что та проблематическая польза, которую в далеком будущем, быть может, извлечет человечество из преступления, совершенного доктором Пирсом, не руководила преступником в то время, когда он творил свои злодеяния.
Если наследники какого-либо богатого старика окажутся в выгоде от того, что он будет убит ночным громилой, то это обстоятельство, как известно, отнюдь не является смягчающим вину убийцы.
— Надеюсь, что присяжные сделают из этого надлежащий вывод.
И вывод был сделан.
После недолгого совещания присяжные вернулись в зал суда и старшина их прочел:
«На вопросы: виновен ли профессор Пирс в умышленном причинении тяжких увечий приблизительно двум стам детей, в возрасте не свыше одного года, последствием каковых увечий было 67 установленных смертных случаев и два установленных случая прекращения роста? И если виновен, то заслуживает ли снисхождения? — присяжные единогласно отвечают: „Да, виновен. Нет, не заслуживает“».
Председатель покрыл голову черной шапочкой. Судьба Пирса была решена…
Рассказы ВИГГО ф.-МЕЛЛЕРА.
ОТ РЕДАКЦИИ. Мы знакомим читателей с новым, очень выдвинувшимся за последнее время талантливым датским писателем Вигго ф. — Меллером. Насколько известно, только два рассказа его напечатаны в РСФСР: один «Кубучем», другой — «Ленинградом». Слава Меллера на родине началась после выхода его книги «Сошедшие с рельс».
Писатель необыкновенно тонко изображает почти неуловимые для обыкновенного глаза отклонения человеческой психики от нормального, фиксирует с точностью, поражающей даже специалистов, внешние проявления жизни нашего подсознательного «я», а удивительно глубоким психологическим анализом спорит с талантливейшими психологами-художниками.
Рассказы «Собака» и «Впотьмах» могут служить образцами творчества этого интересного автора.
257
«Есть многое на свете, друг Горацио»…
Вернувшись в тот вечер домой, я нашел у своих дверей собаку, — жалкого, бездомного, грязного пса.
Я был в гостях и вернулся в приподнятом настроении. Вечер прошел для меня очень удачно. Я имел успех: сумел, к вящему моему удовлетворению, повеселить своих друзей и позлить недругов. Я не только, как говорится, не ударил лицом в грязь, но прямо блеснул остроумием и сделался центром всеобщего внимания. Подстрекаемый своим успехом, почти опьяненный сознанием своей талантливости и неотразимости, я пускался в ожесточенные споры и защищал самые рискованные положения, приводя в восторг молодежь и вызывая яростные возражения старших собеседников, принужденных, однако, вскоре умолкнуть. Последнее слово осталось за мной, я вышел победителем, хотя в глубине души отлично сознавал, что стою на зыбкой почве и наговорил больше, чем мог бы по зрелом обсуждении доказать.
Но ничто не выдавало внутренней необоснованности моих речей; наоборот, радостное сознание собственного превосходства над другими придавало мне смелости, и слова мои дышали искренним пафосом, что невольно покоряло слушателей. В довершение триумфа я случайно услыхал, как мой главный противник, перед умом и знаниями которого я сам преклонялся, и который безусловно во всех отношениях был выше меня, — назвал меня: «homo novus1), с которым скоро всем придется считаться». А прелестная молодая девушка, в которую я был влюблен, послала мне на глазах у всех, через всю залу, выразительную улыбку восхищения.
Затем начались танцы. Откровенно говоря, я не любитель танцев, нахожу это занятие глупым и бесцельным, но, когда захочу, танцую хорошо и знаю это. В этот вечер я особенно живо сознавал это. Я вальсировал с прелестной моей избранницей, и в ушах моих звучали лестные похвалы вполголоса, посылаемые нам вслед. «Красивая пара! Взгляните, как они подходят друг к другу»!
Не правда ли, понятно, что после такого вечера я должен был находиться в состоянии блаженного опьянения? Спешу добавить, чтобы предотвратить недоразумения, могущие возникнуть при описании мною последующего: я вовсе не был пьян в обычном смысле этого слова. Ничуть не бывало. Я по своему обыкновению почти не пил в тот вечер: две-три рюмки вина, не больше.
Двое друзей проводили меня до дому. Небольшая прогулка и теплый прозрачный воздух светлого весеннего вечера прекрасно подействовали на меня, охладили чисто физически мой пыл, так что я, еще не стряхнув с себя праздничного настроения, мог уже хладнокровно оценить свой успех со стороны, по достоинству, и, благодаря этому, вдвое насладиться им.
Напевая веселую мелодию, в пальто нараспашку, открывавшем фрачную пару, стал я подниматься по лестнице. Еще слышно было, как приятели мои чиркали у подъезда спичками, закуривая папиросы; и я крикнул им прощальное приветствие.
Жил я в трехэтажном доме и занимал две совершенно отдельные комнаты на самом верху. Уже на площадке второго этажа я услыхал собаку. В сущности, в ту минуту я не знал еще, что это именно собака; но у моих дверей на верхней площадке что-то завозилось и не то глухо взвизгнуло, не то всхлипнуло. Собака, должно быть, спала, и ее разбудили мои шаги. Я мгновенно остановился и весь похолодел.