Мир Приключений 1955 г. №1
Шрифт:
— Я что-то не понимаю, к чему все эти воспоминания.
— И что бы, ты думал, после этого получилось? — продолжал своё Крайнев. — В тот миг, когда слесарь наверху поднес к резаку спичку, внизу взорвался автогенный аппарат и всех собравшихся обдало карбидной массой. Стоят они мокрые, бледные, оглушенные и шатаются — не поймут, живы или нет, падать им или стоять.
Сергей Петрович засмеялся. Его смех прокатился по многочисленным ходам подземного хозяйства.
Проснулась Теплова, прибежала из своего угла и застыла у изголовья Крайнева,
— Понял, почему так получилось? — спросил Сергей Петрович.
Глаза его лихорадочно блестели.
— Понял, — ответил Сердюк. — Кислород и ацетилен дали взрывчатую смесь. Она взрывается мгновенно.
— Правильно мыслишь, вальцовщик! — приподнимаясь на локтях, сказал Крайнев. Ну, а как подпольщику ничего в голову не пришло?
Теплова и Сердюк обменялись тревожными взглядами. Оба решили: бредит.
— Засни, Серёженька! — посоветовала Валя.
Голос её звучал подкупающе-вкрадчиво.
— Да не брежу я! — рассердился Крайнев. — Наоборот, голова сейчас какая-то особенно ясная. Хотел бы, чтобы и у вас была такая… Додумался?
— Нет.
— Так слушайте. Надо, чтобы Павел затеял ремонт котла. Ему привезут и кислород и карбид; он наполнит всю систему парового отопления этой газовой смесью, потом поднесет факел к трубе — и в каждой комнате каждая батарея взорвется с силой гранаты. Всех гестаповцев — к чертям собачьим! Уразумели?
Только сейчас Сердюк понял, что больной не бредит. Идея показалась ему немного фантастичной, но заманчивой.
— Молодец, Сергей! Большой молодец! Изобретатель! — восхищенно сказал Сердюк.
Крайнев тяжело опустился на подушку:
— Надо же ещё что-то успеть сделать в жизни…
Теплова поняла, что Сергей Петрович ясно сознает свою обреченность. У неё замерло сердце и слезы навернулись на глаза. Она тронула Сердюка за рукав и, когда тот ушел к своим нарам, села на ящик, положила голову на плечо Крайнева:
— Заснем, родной. Утром додумаем.
Недолго пришлось Павлу Прасолову убеждать заместителя начальника гестапо по хозяйству отремонтировать котлы парового отопления. Прошлой зимой в здании было холодно, и не раз шеф гестапо сетовал на то, что приходится сидеть в шинели и разогревать себя водкой.
Одного только не мог понять гестаповец: почему этот молодой кочегар берется за дело, от которого отказались опытные мастера из немецкой хозяйственной зондеркоманды? Те прямо говорили, что заварить прогоревшие чугунные стенки невозможно, а русский утверждает, что сделает котлы лучше новых, только требует пятнадцати баллонов кислорода для разогрева поверхности завариваемой стенки.
Гестаповец приказал солдатам завезти кислород и автогенный аппарат в котельную.
Напарник Павла, кривой кочегар из колонистов, недоброжелательно смотрел на приготовления, узрев в этом стремление Прасолова выслужиться перед начальством. «Ещё, чего доброго, этого сопляка старшим кочегаром назначат», —
Павел во что бы то ни стало хотел лично поговорить с Крайневым, чтобы до конца понять расчет смеси. Его смущало и то обстоятельство, что количество кислорода он мог регулировать по скорости падения давления на манометре, а количество ацетилена точной регулировке не поддавалось.
Свидание состоялось. Сердюк сам встретил Павла у выхода тоннеля в ставок и провел по лабиринту.
Павел впервые увидел Крайнева. Он лежал худой, желтый. «Долго не протянет», — с горечью подумал Прасолов.
Сергей Петрович говорил медленно, словно с трудом подбирал слова, и под конец осведомился, всё ли Павел уяснил.
— Всё, — ответил тот.
— Ты подумай, а я отдохну…
Крайнев закрыл глаза, и Павлу стало страшно — до чего этот человек был похож на покойника.
Поймав на себе сочувственный взгляд, Сергей Петрович слабо улыбнулся.
— Мне всё ясно, — повторил Павел.
— Вот я и хотел, чтобы ты хорошо понял, что делаешь. Проведешь операцию, свидимся — расскажешь подробно.
— Расскажу обязательно!
Теплова невольно вздрогнула. Двое обреченных на смерть ободряли друг друга, хотя, очевидно, оба были убеждены, что больше никогда не увидятся.
— Уходи, — шепнул Сердюк.
Павел пожал горячую, слабую руку Крайнева, хотел что-то сказать, но ощутил спазмы в горле и, чтобы скрыть своё состояние, а может быть, под влиянием порыва, поклонился в пояс, попрощался с Тепловой и поспешил вслед за Сердюком.
По тоннелю шли молча, у выхода остановились.
— Надо же помочь человеку, Андрей Васильевич! Нельзя так! — с укором сказал Павел.
— А ты почему решил, что я ничего не делаю? — обиделся Сердюк. — Лучше подумай о себе. Операция очень рискованная. Уйти ты сможешь, потому что переполох поднимется страшный. Но можешь и не уйти. Патроны у тебя целы или уже расстрелял где-нибудь?
— Что вы! Все целы.
— Возьми ещё одну обойму про запас.
— За это спасибо… Ну, я пошел.
Андрей Васильевич долго слушал, как замирали вдали осторожные шаги. «Пырина не стало, не станет, наверно, и Павла», — с болью подумал он.
У входа в насосную Сердюка встретила Теплова.
— На смерть пошел?.. — спросила она с упреком, дрогнувшим голосом.
— Рискованная затея.
— Это безумие!
Сердюк сказал:
— Летчика, идущего на таран и уничтожающего одного врага, мы называем героем. Почему же вы называете безумцем того, кто идет на уничтожение двухсот врагов? И кто может запретить человеку стать героем?
Глава вторая
Павел решил подготовиться к диверсии в понедельник ночью и осуществить ее во вторник, ровно в девять часов утра, — время, когда все гитлеровцы, со свойственной немцам пунктуальностью, уже находятся на своих местах.