Мир Приключений 1955 г. №1
Шрифт:
Его сразу же, как туман, охватил мутный сумрак и тяжелый дух холодной затхлости. В домике пахло потом, прелой одеждой, гнилой соломой. Большую часть единственной комнаты занимали двойные нары. В углу валялись куча какого-то грязного тряпья, закопченные консервные банки — в них, видно, варили пищу.
Стремянной с минуту постоял на пороге, осматривая все углы, нет ли человека.
— Есть тут кто-нибудь? — спросил он, чтобы окончательно удостовериться, что осмотр его не обманул.
Ему никто не ответил. Он стал переходить из одного домика в другой. Всюду было одно и то же: грязное тряпье, консервные
Входя в очередной домик, Стремянной всякий раз повторял громко: «Есть тут кто-нибудь?» И всякий раз вопрос его оставался без ответа. Он уже перестал думать, что кто-нибудь отзовется.
И вдруг в одном из домиков, не то в пятом, не то в шестом, с верхних нар послышался слабый, тихий голос:
— Я здесь!..
Стремянной подошел к нарам, заглянул на них, но в полутьме ничего не увидел.
— Кто там?
— Я…
— Да кто вы? Идите сюда!..
— Не могу, — так же тихо ответил голос.
— Почему не можете?
— Ноги поморожены…
В глубине на нарах зашевелилась, зашуршала солома, и показалась чья-то всклокоченная голова, потом плечо в старой, порванной военной гимнастерке, и человек со стоном подполз к самому краю нар.
— Подождите, я вам помогу, — сказал Стремянной, стал на нижние нары, одной рукой ухватился за столб, на котором они держались, а другой обнял плечи человека и потянул его на себя.
Человек застонал.
Тогда Стремянной оперся ногой в подоконник, правой рукой обхватил плечи человека, левую подсунул ему под колени и снял его с нар. Человек почти ничего не весил, так он был изнурен и худ. Он сидел на нижних нарах, прислонившись спиной к стене, и тяжело дышал. В надвигавшихся сумерках Стремянной не мог ясно разглядеть его лицо, обросшее давно не бритой бородой. Натруженные, в ссадинах руки бессильно лежали на коленях. Ноги в черных сапогах торчали, как неживые.
— Вы кто такой? — спросил Стремянной.
— Пленный я… На Тиме в плен попал, — сквозь стон ответил солдат. А руки его всё время гладили колени, остро выступавшие из-под рваных брюк.
— Ну, а с ногами-то у вас что? Сильно поморозили?
— Огнем горят… Ломят… Терпенья нет! — Человек минуту помолчал, а потом, пересилив боль, сказал сквозь зубы: — Мы на строительстве укрепрайона были. Нас сюда цельные сутки по морозу пешком гнали. А обувь у нас какая? Никакой…
— Послушайте-ка, послушайте, — сказал Стремянной, — какой это укрепрайон? Тот, что западнее города?
— Да, как по шоссе идти…
— Далеко это отсюда?
— Километров сорок будет… У села Малиновки…
— Что же вы там делали?
— Да что… доты строили… рвы копали… Ох, товарищ начальник, сил у меня больше нет!..
— Сейчас отвезу вас в госпиталь, — сказал Стремянной, — там вам помогут… А сумеете вы потом на карте показать, где эти доты?
— Надо быть, сумею, товарищ командир…
— А как же вы здесь оказались?
— А нас сюда назад пригнали.
— Когда?
— Да уж
«Четверо суток! — прикинул про себя Стремянной. — Значит, это было ещё до наступления».
— Где же остальные?
— Увели. Ночью… А куда, не знаю… Ой, ноги, товарищ командир, ноги-то как болят! — Он крепко обхватил свои ноги и замер, чуть покачиваясь из стороны в сторону.
Стремянной вынул из кармана фонарик и осветил ноги солдата. Ему стало не по себе. То, что он принял за сапоги, на самом деле были босые ноги, почерневшие от гангрены…
— Вот несчастье!.. Держись-ка, друг, за мои плечи.
Стремянной поднял солдата и вынес его на крыльцо. Он посадил его на заднее сиденье машины, укрыл одеялом, которое всегда возил с собой, а сам сел рядом. Машина тронулась.
— Вы из какой дивизии? — спросил Стремянной солдата, с щемящей жалостью рассматривая его всклокоченную рыжую бороду и лицо, изрезанное глубокими морщинами.
Что-то похожее на тень улыбки промелькнуло по лицу солдата.
— Да из нашей, из сто двадцать четвертой, товарищ начальник, — тихо ответил он.
— А в какой части служил?
— В охране штаба…
Стремянной пристально взглянул на солдата.
— Еременко! — невольно вскрикнул он, и голос у него дрогнул.
В сидящем перед ним старом, изможденном человеке почти невозможно было узнать того Еременко, который всего год назад мог руками разогнуть подкову.
— Я самый, товарищ начальник, — с трудом выдохнул солдат.
— А меня признаешь?
— Ну как же, сразу признал…
Тут машина вздрогнула на выбоине дороги, Еременко ударился ногами о спинку переднего сиденья и тяжко застонал.
— Тише поезжай, — строго сказал Стремянной шоферу.
Машина замедлила бег. Теперь шофер старательно объезжал все бугры и колдобины. Еременко сидел, завалившись на сиденье, с закрытыми глазами, откинув голову назад.
Так вот оно как! Теперь Стремянной вспомнил всё. Еременко и был тем вторым автоматчиком, который исчез одновременно с начфином. По всей вероятности, он знает, куда делся и Соколов.
Стремянной осторожно положил руку на плечо солдата:
— Товарищ Еременко… А товарищ Еременко… Не знаете ли вы, что с Соколовым? Где он?
Солдат молчал.
Стремянной дотронулся до его руки. Она была холодна. И только по легкому облачку пара, вырывавшегося изо рта, можно было догадаться, что он ещё жив.
Через четверть часа Еременко был доставлен в полевой госпиталь, занявший все три этажа каменного здания школы. Ещё через полчаса его положили на операционный стол, и хирург ампутировал ему обе ноги до колен…
СОБЫТИЯ РАЗВИВАЮТСЯ
Над городом сгущались сумерки. Издалека ветер доносил едва слышный рокот артиллерийской канонады. Это соседняя армия выбивала противника из укрепленного района. На площади гулко стучали кирки, врезаясь в мерзлую землю, — взвод саперов копал братскую могилу для расстрелянных гитлеровцами солдат. На завтра Ястребов назначил торжественные похороны.