Мир Приключений 1955 г. №1
Шрифт:
— Сюда, сюда, — сказал Стремянной какому-то человеку, который шел по коридору. — Что у вас в руках? Лампа?.. Зажгите же её. Спичек нет? У меня тоже… — Он вернулся в палату. Человек с лампой остался стоять в дверях. — Товарищ Соколов, у вас есть спички?
— Нет, — ответил Соколов. — Я некурящий.
— У кого есть спички?
— Возьмите, товарищ начальник, — сказал Гераскин и в темноте протянул коробку Стремянному.
Стремянной взял спички, но тут же уронил их на пол.
— Вот неприятность! — рассердился он. — Где-то около вас,
— Нет, — ответил Соколов. — Кажется, они упали около соседней койки.
— Вы слышите? — обратился Стремянной к человеку, который стоял в дверях.
— Слышу, — ответил тот.
— Что вы слышите?
За дверью молчали.
— Что вы слышите? — повторил Стремянной настойчивей и громче.
Человек, стоящий в дверях, кашлянул и ответил медленно и сипло:
— Слышу голос бургомистра города Блинова…
— Свет! — крикнул во всю силу легких Стремянной.
— Свет! — закричал в коридоре Медынский.
Но в то же мгновенье Соколов вскочит с койки и бросился к окну. Он уже успел вышибить раму, когда Стремянной схватил его и повалил на койку, прижав всем своим большим телом.
Вспыхнувший свет осветил двух борющихся людей. Раненые повскакали с коек, чтобы прийти на помощь Стремянному, но этого уже не требовалось: Соколов лежал спеленатый простыней, завязанной на его спине узлом.
На пороге комнаты появился новый человек — фотограф Якушкин. Он медленно, в напряженном молчании подошел к Соколову и нагнулся над ним.
— Узнаете меня, господин Блинов? — негромко спросил он. — Я фотограф Якушкин. Вы мой постоянный клиент, неоднократно у меня фотографировались…
— Это ложь, ложь! — прохрипел Соколов, стараясь вырваться из стягивающей его простыни.
В дверях показался Воронцов. Он неторопливо прошел между койками, вынул из кармана фотографию и показал её Соколову:
— Посмотрите, господин бургомистр… Вы, несомненно, узнаете себя.
Раненые, вскочив со своих коек, уже больше не ложились. Усатого солдата трясло, как в сильном ознобе. Он стоял около койки Соколова и требовал, чтобы ему дали автомат застрелить предателя. Лейтенант скрипел зубами — он не мог себе простить того, что поверил рассказу Соколова и даже сочувствовал ему. Гераскин вдруг вырвался вперед, навалился на Соколова и занес кулак…
Воронцов строго отстранил его:
— Не трогайте! Это дело разберет трибунал!..
Через несколько минут Соколова заставили одеться, и конвой повел его по тёмным, безлюдным улицам на допрос в Особый отдел.
ТАЙНА
— Товарищ генерал, пришел вас ознакомить с некоторыми показаниями, которые на допросе дал Соколов… Виноват, Зоммерфельд…
— То-есть как это — Зоммерфельд? — сказал Ястребов. — Разве он немец?
— Да, немецкий шпион. И не просто рядовой, товарищ генерал, а матерый… Заслан в Россию задолго до войны. Перешел границу на севере и с тех пор жил под
— Так-так…
Майор Воронцов вынул из большого желтого портфеля протокол допроса и положил его перед Ястребовым на стол. Стол был завален сводками и картами. По левую руку от генерала стоял телефон в желтом кожухе, по правую — открытый жестяной пенал с карандашами.
Ястребов склонился над листом бумаги, поглаживая рукой лоб и медленно, слово за словом, читая строки допроса.
— А как же, товарищ Воронцов, выяснилось, что Соколов на самом деле немец Зоммерфельд или как там его? Неужели такой матерый волк сам признался?
— Да, товарищ генерал, — сказал Воронцов, — он в этом признался.
— Странно!
— Не так уж странно, товарищ генерал: неопровержимые улики.
— Какие?
— Мы нашли среди документов, которые он хотел вывезти в сундуке, его автобиографию. Вот она. — Воронцов вновь раскрыл свой объемистый портфель и вынул из него несколько листков бумаги, исписанных синими чернилами, тонким, острым почерком. — Как видите, документ написан собственноручно. В конце — личная подпись.
Ястребов взял протянутые ему Воронцовым листки и так же внимательно и не спеша прочитал их от начала до конца.
— Удивительное дело, — сказал он, слегка пожимая плечами: — как он не уничтожил такой документ? Как не предусмотрел?
— А шпионы, товарищ генерал, потому и проваливаются, что они когда-то чего-то не предусмотрят… — усмехаясь, ответил Воронцов.
— И потом, есть еще одна странность, — сказал Ястребов: — почему такого опытного шпиона гитлеровцы вдруг назначают бургомистром? Они могли заслать его обратно… Устроили бы ему побег из концлагеря или ещё что-нибудь в этом роде.
— Ну, тут ничего странного нет, — возразил Воронцов. — Мы специально интересовались этим вопросом. Дело в том, что гитлеровцы считали город своим крайне важным опорным пунктом. Они знали, что мы оставили здесь своих подпольщиков, и изо всех сил стремились их уничтожить. А подходящего опытного человека для этого найти не могли. Вот тогда они и решили использовать Зоммерфельда… Все в городе считали его русским. Он же распустил слух, что гитлеровцы сделали его бургомистром насильно, а он, мол, человек честный. Он даже давал кое-кому поблажки, помог нескольким людям получить освобождение от посылки в Германию… А тем временем всякими путями искал связи с подпольщиками…
— И что же, сумел он эту связь установить? — спросил Ястребов.
— Он её нащупывал. Подпольщики ему не доверяли.
— Ну, а гибель пятерых — это на его совести?
— И на его и на чьей-то ещё… Впрочем, пока он свою агентуру не выдает. Отмалчивается. Но это глупое запирательство. Скоро оно кончится, и он начнет говорить… Он всё нам расскажет, я в этом уверен.
— Вы правы. Ну что ж, улики неопровержимые. — Ястребов протянул Воронцову протоколы допроса. — Однако самого главного я не вижу. Что он сообщил об укрепрайоне?