Мир Приключений 1965 г. №11
Шрифт:
— Вот так вот, mit uns. Verstehen? 15 И вот еще: wie heisst du? 16
— Франц.
— Ну, Франц так Франц, — сказал Покрамович и велел собираться в дорогу. — От греха подальше, — усмехнулся он. — Глядишь, еще какие-нибудь “капутники” нагрянут. В мешке их тогда таскать, что ли? Больно мы нынче добренькие. А в общем… Пошли!
Разведчики запаслись продуктами и снова углубились в лес. Франца нагрузили радиостанцией. Для страховки: с ней не очень-то убежишь. По пути ему несколько раз устраивали проверку,
15
С нами. Понял?
16
Как тебя зовут?
— Gut, kameraden 17 .
— А парень-то свой в доску! — переговаривались разведчики.
Днем Францу сказали:
— Эй ты, как там тебя… Давай радиостанцию, что ли. Мы ее по очереди таскаем.
VI
Занятый с боем Руммельсбург горел. Красно-черные языки пламени, бушуя, вырывались из окон. С грохотом рушились коробки сгоревших домов, заваливая улицы грудой битого кирпича и покореженных балок. К центру города приблизиться было невозможно: он превратился в ревущий костер, взметнувшийся до неба; тучи тоже налились багряным цветом.
17
Хорошо, товарищи.
Огибая центр, улочками и проулочками, где только занимался пожар, проходили, закрывая лицо рукавами и полами шинелей, советские солдаты. Над ними клубился пар. А на дальней окраине, куда огонь еще не дополз, звенели разбитые стекла, трещали двери. Вырвавшись на свободу, освобожденные поляки, французы, итальянцы и многие, многие другие громили магазины, богатые дома. Пух перин, как тополиный цвет, летел по улицам.
Вскоре порядок был наведен. На перекрестках появились указатели сборных пунктов для репатриантов. Патрули с повязкой “комендатура” вежливо, но решительно разогнали толпу, построили и отправили тушить пожар. Потом взялись за подвалы, где прятались немногие оставшиеся в городе жители. Их тоже послали на борьбу с огнем и разбирать завалы. В работу включились и сами патрули: терпения не хватало смотреть, как дородные фрау двумя пальчиками брали по кирпичу и осторожно, будто он вот-вот взорвется, несли его к стенам домов.
— А ну, тетки! Становись в цепочку! — покрикивали патрули.
— Дружно! Давай!
И сами “давали” вовсю: выкорчевывали надолбы, оттаскивали противотанковые “ежи”, шли на огонь.
Тылы 111-й гвардейской дивизии расположились у границы пожара. Здесь же, как всегда под рукой у штаба, находились свободные от задания разведчики и все, кто мог, тоже “давали” и тоже ворочали, беря пример с Баландина, который, сыпля шутками и прибаутками, ухая и покрякивая, работал за пятерых.
— Иван Иваныч, наддай!
— Александр Василич, навались!
— Наши идут! — вдруг крикнул кто-то.
Из-за угла появилась группа Покрамовича. Впереди размашисто шагал он сам, за ним Кузьмин, дальше Алексеев, Петров, Чистяков, Вокуев и последним — Франц. Все грязные с головы до ног, заросшие, в порванных маскхалатах —
Пока разведчики тискали друг друга в объятиях, хлопали по спине и по плечу, он смущенно переминался с ноги на ногу, но и до него дошла очередь.
На радостях его тоже подхватили в обнимку, потащили в дом и говорили самые хорошие слова:
— Ты же золотой парень! Все бы вы такие были!
— Вот бы жизнь пошла! Скажи, не так?
А более рассудительные уже прикидывали:
— Его, пожалуй, не надо в лагерь отсылать. Там ведь как будет: пленный и пленный. Гм! Мало мы пленных видали! Иного, заразу, никак не взять, пока не придушишь. А этот сам пришел. Надо что-то придумать.
Придумали хлопотать перед Покрамовичем. Осторожно закинули удочку. Он сразу оборвал:
— Своих дел нету? Найду!
Но через полчаса, когда вернувшиеся из тыла вылили на себя ведра воды, побрились, начистились, в новых гимнастерках с надетыми по торжественному случаю орденами, отправились к комдиву полковнику Гребенкину, Покрамович взял с собой и Франца. Его оставили у дверей штаба, рядом с часовым — солдатом своей же роты.
Покрамович доложил комдиву о выполнении задания. Потом разведчики, стоя в ряд посреди большой комнаты, устланной ковром, выслушали благодарность комдива и на его слова о том, что всех он представляет к правительственной награде, дружно ответили: “Служим Советскому Союзу!”
С официальной частью было покончено. Но разведчики продолжали стоять в строю.
— Что еще? — спросил комдив после того, как уже сказал: “Можете быть свободны”.
— С нами немец пришел. Два дня с нами. Разрешите оставить в роте, — негромко, но решительно доложил Покрамович.
Разведчики в строю молчали, но так “ели глазами” комдива, что полковник, пожилой человек, немало повидавший на своем веку, не вынес их взглядов, буркнул что-то и подошел к окну. Посмотрел вниз — туда, на крыльцо, — и отошел.
— Вы еще пленных брали? — после долгой паузы спросил он.
— Брали.
— О них я вас не спрашивал. И об этом тоже не спрашиваю.
Так нежданно-негаданно в 111-й отдельной гвардейской разведроте появился новый человек. Франца прикомандировали к кухне. Вместо шинели ему выдали ватную куртку, какие носили все разведчики, но только без погон, а форменную M"utze 18 заменили ушанкой со звездочкой. Вскоре Франц сидел в глубине двора на ротной повозке и под руководством Баландина одолевал первый урок русской словесности: “Николай Василич”, “Иван Иваныч”, “Александр Василич”.
18
Шапка. Здесь: кепи с ушами и длинным козырьком.
Баландин был человеком веселым и неистощимым на выдумки, но тут у него в мозгах что-то заскочило и дальше никак не шло. Покрамович, придя в обозную команду посмотреть, как там приняли Франца, постоял за их спиной, послушал наставления Баландина и не выдержал.
— Вот что, Василич, — сдержанно сказал он. — Не морочь голову себе и другим. Ступай во взвод.
Баландин облегченно вздохнул, спрыгнул с повозки, потуже затянул ремень.
— Спасибо, товарищ гвардии капитан. А то хоть сквозь землю провались. Вы с задачи вернулись, честь и слава, можно сказать, а я будто придурок какой. Совестно.