«Мир Приключений» 1977 (№22)
Шрифт:
Наконец я почувствовала спасительное тепло. После этого я еще сделала комплекс упражнений. Белокожая компания — все, как один, глазели на меня. Ну что ж! Смотрите, бесплатно показываю. II наконец, совсем уже без сил, я бросилась на камни.
Вид у меня был, наверное, но очень-то свежий, так что даже и эта «компания интеллектуалов» что-то заподозрила. Одна красотка в мини-купальнике встала, подошла ко мне и спросила:
— Вам плохо? Может быть, мы можем чем-нибудь помочь?
— Спасибо. Теперь все нормально.
Я лежала, и моя спина прижималась к горячим камням, а лицо, и руки, и живот впитывали тепло солнца. И вот я уже слышу, как струится и журчит моя кровь по жилам, а сердце перестало биться о ребра и водворилось на место, и я перестала его замечать.
Но все вокруг меня было еще не в порядке. Море то отступало к самому горизонту, то поднималось вверх, выше меня, горы тоже не стояли на месте, как будто набрались слегка маджарки. А ребята и девушки из той компании, уже не очень белокожей, а теперь бело-розовой, как юные поросята, никак не хотели почему-то оставаться в нормальном человеческом виде, то и дело меняли свое обличье. То они превращались в шары, то в бутылки с вытянутыми горлышками.
Солнце начало жечь прилично, поэтому я поняла, что наверняка уже три часа или начало четвертого. Но спрашивать не хотелось, лень было двигать языком. Надо было поесть, но для этого придется встать, развязать сумку. Ну нет! Ни за что! Лучше застрелиться!
Подводный город почему-то меня сейчас почти не трогал. Мне казалось, что я знаю о нем давным-давно, вот именно о нем, а не о каком-нибудь другом. Эти поваленные колонны, шныряющие стайки рыбок, колеблющиеся, как на ветру, кусты-водоросли, и эти широчайшие ступени, по бокам которых стоят мои друзья-приятели — Головастик, Умник и Радист.
Вот так бывает, когда не помнишь точно, то ли читала, то ли видела в кино, то ли родители жили в этом городе и с детства тебе о нем рассказывали.
Наконец жара стала спадать. Меня накрыла тень, упавшая с гор. И вдруг на меня напал такой зверский голод, что я почувствовала слабость в коленках и дрожь в пальцах. Я еле-еле развязала шнурки сумки, достала бутылку виноградного сока и выпила его. Вот дурочка! Почему я раньше ленилась? А потом я съела пирожки, и вареную картошку, и плитку шоколада, и всунутые мамой на всякий случай бублик и городскую булку, и допила до капли весь сок и почувствовала, что вот теперь я бы с удовольствием пообедала.
Всю мою усталость как рукой сняло, и перестали двигаться вокруг меня горы и море. Я чувствовала в себе столько сил, что снова готова была или лезть под воду, или карабкаться в горы, или плыть за тридевять земель.
Но надо спешить домой. Я сложила свои вещи в сумку, надела мятые джинсы и майку и пошла. Я пошла знакомыми местами, родными мне местами — вон Орлиное гнездо и Трон Дьявола, и рыжие камни Библейской пустыни, меня обвевал приятный свежий ветерок. Море ласково шлепалось о камни, и пахло полынью, и пригибался на ветру ковыль. Было еще совсем светло, но на небе уже зажглась первая звездочка.
Я вернулась в город. Сегодня ветер принес очень много запахов, гораздо больше, чем обычно. И запах моря, и запах меда, и нежный запах ирисов, и горьковатый запах полыни, и теплый запах парного молока, но и еще что-то — запах духов «Может быть», и запах тройного одеколона, и запах лака для причесок, и свежих мужских сорочек, и новых девичьих платьев, и новых кожаных сумочек, и еще много всяких запахов.
И не только запахи встретили меня в городе. Меня встретили смех, и гитары, и транзисторы, и песни. Меня окружили парни в белых рубашках и девушки в белых платьях. Они станцевали вокруг меня танец без названия и спели песню без названия, которая звучала примерно так:
Как мы рады, как мы рады.Я так и не могла вырваться из их круга. Я шла, а они, не расцепив кольца рук, сопровождали меня, и пели, и плясали, и гоготали, и визжали. Потом кто-то их позвал. Круг распался, и они умчались. Я вошла в тень улицы. Был вечер, но было светло. Свет был серый и немножко лиловый, как бывает в сумерки. Горели фонари, но они были не нужны. Был виден каждый нежный лист акаций, и резной лист платанов, и растопыренные листья дрока.
И вдруг в эту тихую улицу с конца ее влилась толпа. Опять гитары и песни. И эта лавина всосала меня. Здесь были кабальеро в широких испанских шляпах, плащах и с гитарами, и здесь были дамы с буфами и в полумасках. Глаза смеялись в прорези черных масок, зубы блестели из-за вееров. Лавина прокатилась, ее поглотил зеленый коридор. Остался только одинокий монах в черном капюшоне. Он шел посреди улицы чуть пошатываясь и разговаривая сам с собой.
Как я могла забыть! Ведь сегодня 22 июня. Сегодня у десятиклассников выпускные вечера.
Прошел год. Я бы уже кончала первый курс. Но зато я не увидела бы то, что увидела. Неужели все-таки это произошло на самом деле? И только сейчас я по-настоящему почувствовала радость.
Мама, ты, наверно, думаешь, что я еще страдаю о Матвее. Знаешь, вот нисколечко! Все очень хорошо, понимаешь, хо-ро-шо! А то, что было сегодня, так это не просто хорошо, а замечательно. Замечательно! Замечательно!
И знаешь, мама, мне почему-то не кажется, что ты несчастна. II хоть у тебя так случилось с ногами, и хоть отец не живет больше с нами — все равно, знаешь ли, жить здорово! Или это потому, что мне так хорошо? Тогда возьми у меня кусочек радости. Не кусочек, а кусок, возьми кусище! У меня ее так много, так много. Мне ее просто некуда девать! Мне тяжело ее тащить одной. Мама! Раздели со мной мою радость. Возьми у меня хоть кусочек!
Я вошла в наш переулок, и навстречу мне снова выплыла толпа ребят с гитарами. В наших окнах горел свет, а когда я подошла ближе, то мой нос безошибочно уловил знакомый запах вареников с вишней.
Владимир Санин. ЛАСКОВЫЙ ВЕТЕРОК В ГОРОДЕ Н
Предчувствуя, что отдельным читателям мое повествование может показаться недостаточно достоверным, я, прежде чем взяться за перо, беседовал со многими крупными учеными. Большинство из них проявило завидную широту взглядов.