«Мир Приключений» 1977 (№22)
Шрифт:
Замысел «Вокруг Луны» получил математическое подкрепление. Интуиция соединилась с точным расчетом, основанным на ньютоновской механике.
Тот же Фрэнк Борман позднее вспоминал, что когда его жена, прочитав «С Земли на Луну», встревожилась за судьбу мужа, он, чтобы успокоить ее, посоветовал прочесть продолжение.
Современная космонавтика, подтвердившая прозорливость Жюля Верна, внесла, конечно, свои дополнения, идущие значительно дальше дальновидных прогнозов писателя. Нельзя также забывать, что лунная дилогия принадлежит к его лучшим произведениям. Блестяще построенный сюжет, стиль, композиция, остроумные диалоги — все до последних мелочей выполнено на уровне зрелого мастерства автора «Необыкновенных путешествий».
Издатель, предвидя трудности с парижским епископатом, опасался, что роман вызовет возражения духовной цензуры.
Жюль Верн на это ответил:
— Барбикен же сказал перед полетом: «Пусть сохранит нас бог!» Разве этого недостаточно?
СПОР ИЗ-ЗА КАПИТАНА НЕМО
Жюль Верн, правда, не порывал с католической церковью, хотя и не признавал обрядов. Скорее это было данью традиции. Вера в благотворные силы науки вытесняла из его сознания бога. Когда Елена Гленарван обратилась к Паганелю с восклицанием: «Да поможет нам бог!», географ уточнил: «Он нам поможет, мадам, если мы себе сами поможем».
Этцель, близкий по своим взглядам к атеизму, немало способствовал постепенному отходу писателя от ортодоксальной веры. И вместе с тем в вопросах политических издатель проявлял большую осмотрительность, чем его автор, выросший на идеях Сен-Симона [32] и осуждавший любые формы угнетения человека человеком.
Этцеля приучили к осторожности прежде всего цензурные требования. Считаясь с издателем, Жюль Верн нередко шел на уступки, но случалось и так, что долго и упорно сопротивлялся. Дискуссию в письмах вызвал, в частности, образ капитана Немо.
32
Сен-Симон Анри Клод (1760–1825) — выдающийся французский мыслитель, один из крупнейших представителей утопического социализма.
Жюль Верн хотел его сделать поляком. Писатель сочувствовал польским повстанцам, участникам революций 1831 и 1863 годов. Репрессии царского правительства против освободительного движения в Польше вызывали его возмущение.
Этцель возразил: цензура не потерпит, если Немо будет нападать на русские корабли. Ведь Александр II сохраняет нейтралитет в отношении войн, которые ведутся Наполеоном III.
Жюль Верн ответил: если Немо будет поляком, жена которого умерла под кнутом, а дети погибли в Сибири, никто его не осудит за то, что он будет мстить царю.
Этцель возразил: республиканцы не могут сочувствовать ни Александру II, ни Наполеону III, но мы не можем не считаться с цензурой. Пусть лучше капитан Немо будет аболиционистом [33] . У него будет достаточно оснований мстить южанам, виновным в гибели его жены и детей.
Жюль Верн ответил: рабство негров официально отменено. Немо мог бы бороться за освобождение невольников, очищая моря от работорговцев, но после поражения южан в гражданской войне такая деятельность теряет первостепенный смысл.
33
Аболиционисты — участники движения за отмену рабства негров в Америке.
Этцель согласился: отмена рабства — самый большой экономический фактор нашего времени. Но действительно, приверженность только этой идее умалила бы величие Немо. Не лучше ли, чтобы он был скорее абстрактным мстителем, символом возмущения против тирании, какой бы она ни была?
На том и порешили. Однако мнения издателя и автора долго еще не совпадали. В конце концов Этцель уговорил его смягчить ужас, вызываемый местью Немо: пусть он первый не нападает, а только отвечает на атаки — удар на удар.
Этцель исчеркал рукопись, но Жюль Верн не согласился с правкой: этого героя незачем и нельзя переделывать!
В общем, Немо остался таким, как и был задуман: патриотом угнетенной страны, восстающим против угнетающих наций, революционером, отвечающим насилием на насилие. Он живет на грани между любовью и ненавистью, жалостью и жестокостью. Вместе с тем это обобщенный образ бунтаря-анархиста, понявшего под конец свои заблуждения: «Я умираю потому, что вообразил, будто можно жить одному».
В финале «Таинственного острова», как помнят читатели, выясняется, кто такой капитан Немо — сын индийского раджи, принц Даккар, мстящий англичанам за порабощение Индии.
В длительном споре с Этцелем из-за капитана Немо Жюль Верн отстоял свои принципы.
Публикация «Двадцать тысяч лье под водой» началась в марте 1869 года на страницах «Журнала воспитания и развлечения». По указанию Жюля Верна, художник Риу, иллюстрировавший роман, придал капитану Немо портретное сходство с полковником-республиканцем Жаном Шаррасом (1810–1865). Депутат Национальной Ассамблеи, изгнанный из Франции после государственного переворота в декабре 1851 года, Шаррас заявил, что вернется на родину не раньше, чем падет узурпатор и будет восстановлена республика. Он умер в изгнании, не пожелав воспользоваться амнистией, объявленной Наполеоном III. О мужественном поведении Шарраса писал Виктор Гюго в книге «История одного преступления». Этцель знал его лично и напомнил о нем Жюлю Верну, послав с письмом фотографию. Писатель живо откликнулся: «Великолепная, блестящая мысль воспользоваться портретом Шарраса для образа капитана Немо!.. Никогда мне не приходилось видеть более энергичного лица».
Так Жюль Верн выразил свои республиканские чувства и в самом облике мятежного капитана «Наутилуса».
«ГРЕЙТ ИСТЕРН»
В списке «Необыкновенных путешествий» восьмым по счету значится «Плавающий город» (1871), напечатанный вслед за «Двадцать тысяч лье под водой». После воображаемого кругосветного плавания в глубинах Мирового океана Жюль Верн, словно желая дать себе отдых, обратился к сюжету, далекому от всякой фантастики, — к собственным путевым впечатлениям, относящимся к его поездке за океан вместе с братом Полем.
Весной 1867 года писатель отправился в Америку на том самом гигантском пароходе «Грейт Истерн», которым несколько лет назад издали любовался в Депфорте.
«Биография» необыкновенного судна, его устройство и подробности туристского рейса из Ливерпуля в Нью-Йорк определяют содержание книги. Главный герой ее — «Грейт Истерн», а вымышленная история Елены и Фабиана и дуэли последнего с злодеем Драке — всего лишь побочные «игровые» эпизоды, введенные для оживления действия. Происходит оно почти целиком на борту «Грейт Истерна», хронология события в точности совпадает с календарными датами путешествия автора, и роман этот — не что иное, как беллетризованный путевой дневник.