Мир приключений 1984 г.
Шрифт:
Закат шел идеально ровным галопом, и я уже нацелил копье в щит противника, но состояние полного сосредоточения, которое всегда приходит ко мне во время атаки, никак не наступало. Меня беспокоил какой-то пустяк, какое-то полузабытое случайное воспоминание. Расстояние между мной и противником все уменьшалось, а я никак не мог поймать ускользающую мысль. Нас разделяло уже полсотни метров, сорок, тридцать. Что я должен вспомнить — вспомнить сейчас, пока мы еще не сошлись на длину копья?
И я вспомнил. До соперника было всего метров двадцать, и скакать оставалось почти секунду, когда я понял, что именно так, с нелепой уверенностью механизма, скакал на коне Петрович, когда я однажды решил испробовать его в верховой езде.
Против меня выступал не человек, а автомат — робот класса один, похищенный Рюделем с Земли.
Автомат против человека — это было вопиющим нарушением устава конных поединков, но нас разделяла всего секунда, и за это время мне следовало все продумать и решить.
Секунда — огромное время для спортсменов. У себя на Земле мы измеряем свои результаты с точностью до тысячных долей секунды. Но все же секунда — очень короткий отрезок времени. Ее не хватит, чтобы прервать бой, подать протест, дисквалифицировать бойца. За секунду можно только выиграть бой. Или проиграть его
Я хорошо знал, что такое робот класса один. Мне противостоял неуязвимым механизм с терилаксовым корпусом, весящий почти двести килограммов, абсолютно нечувствительный к моим ударам. Очевидно, для этого Рюдель и вывез его с Земли, чтобы поручить ему выбиь меня из седла в веселой рыцарской забаве. Наверно, он скрывал от всех свое тайное оружие, и даже ближайшие помощники могли не знать, что по его приказу сейчас отстаивает свои права на принцессу не человек, а механизм…
Такое не сошло бы даже Рюделю. Поэтому — я был убежден в этом — он проверил в бою робота сам, без свидетелей. Усадил на коня, дал щит и велел скакать навстречу. Безрезультатно сломал об него десяток копий и, вероятно, остался доволен. Чтобы не рисковать (поскольку с психикой роботов на Изумрудной незнакомы), копья ему в руки во время проверки Рюдель, скорее всего, не давал. Или давал, но приказал — на всякий случай — промахнуться. Поэтому Рюдель так и не узнал того, что на Земле знает каждый ребенок: что ни один робот не способен ударить человека.
Роботы класса ноль были сверхинструментом и сверхоружием человека, но и они подчинялись Первому Закону. Цепи Первого Закона были заблокированы у Петровича по разрешению Службы безопасности — эта точнейшая и трудоемкая операция осуществлялась в одной-единственной лаборатории на планете. У роботов же всех остальных классов заблокировать цепи Первого Закона было принципиально невозможно.
До моего противника оставалось уже не двадцать, а девятнадцать метров, когда я понял, как следует поступить. Копье робота плотно лежало на опорном крюке, уставленное мне в лицо. Но я знал, что робот не ударит.
Все случилось так, как я и думал. За миг до встречи наконечник его копья чуть приподнялся и мелькнул где-то возле плюмажа. Я ударил точно и сильно — у коней был отличный ход, и от удара мое копье сломалось, но робот даже не качнулся. И я знал, что могу бить его так хоть сутки, пока не сломаю все свои копья или пока вместе с конем не упаду от усталости.
Я повернул Заката, чтобы взять новое копье.
— Прими-ка щит, — сказал я Фею. Он встревоженно глядел на меня. Я поднял забрало и подмигнул ему. Мне требовалось освободить руку, и щит только мешал мне.
Блок-кольцо я носил на левой руке, и переодевать его было некогда. Я просто взял копье в левую руку, заранее стряхнув боевые перчатки. Мне было все равно, какой рукой биться, — недаром я был обоеручный боец, единственный в Содружестве.
Я включил блок-кольцо за секунду до столкновения. Эта секунда была необходима, чтобы обездвиженный импульсом кольца робот начал терять равновесие. Мой расчет оказался безупречным. Двух прыжков лошади вполне хватило — я увидел, что робот заваливается назад и набок, поднимая копье. Мой удар ускорил падение. Оглядываясь, я видел, как робот неуклюже валится на круп, задирая ноги, как грохается в пыль, обрывая стремена.
Публика взвыла от восторга. “А-лек-сей! А-лек-сей!” — хором выкрикивали с трибун. Разгоряченный конь подо мной плясал, изгибая гоголем шею. Я поднят его на дыбы напротив королевской ложи и тут почувствовал, что он падает.
Мне удалось вовремя спрыгнуть. Закат запалился набок, его ноги дернулись несколько раз и замерли. Большой остекленевший глаз неподвижно глянул на меня.
Соскакивая с Заката, я уже знал, что он мертв. Как и чем его убили, меня не интересовало. Важно было одно: Рюдель нанес новый удар, и удар оказался решающим.
На мгновение у меня мелькнула мысль воспользоваться лошадью, на которой скакал робот. Я огляделся. Увы, поздно! Какие-то дюжие молодцы из рюделевской шайки уже уводили ее в конюшню.
Я стащил с себя шлем, поклонился королевской ложе и швырнул копье. Оно упало на изрытую копытами траву. Я повернулся и пошел прочь, потому что делать на этой планете мне было нечего.
Еще никто из тысяч собравшихся здесь людей не знал, что это конец — никто, кроме Рюделя, ликовавшего где-то в своем укрытии, да еще моих верных друзей, кучкой столпившихся на краю Ристалища. Я подошел к ним и стал развязывать ремешки панциря. Шлем, наплечники, наручи, кираса, наколенники падали в пыль, издавая жалобное звяканье.
Юлик сидел на траве и горько плакал. Фей осторожно положил мне руку на плечо. Его товарищи хмуро смотрели в землю — видимо, они считали, что виноваты в смерти коня. Бесновавшиеся трибуны постепенно замолкли, и тогда я услышал в вышине знакомую тонкую ноту.
Несколькими секундами позже этот звук услышали все. Словно вздох пронесся в воздухе, и тысячи лиц обратились к зениту, откуда, источая звон гравидвигатслей, на окраину Ристалища спускался десантный “Гриф”.
Глава 18. Человек против автомата (Окончание)
Первой по широкому трапу из корабля вышла моя бабушка, сопровождаемая несколькими рослыми мужчинами.
— Бабуся, милая! — кричал я, подбегая к ней. — Дай я тебя расцелую!
Я схватил ее в охапку и закружил на глазах у изумленных зрителей.
— Да отпусти меня, медведь! — отбивалась она. — Совсем ведь задушил. Лучше поздоровайся с девушкой.
За спинами бабушкиной свиты я увидел смущенное и очень хорошенькое личико. Это была Виола. Она улыбнулась мне и покраснела.