Мир розовых пони
Шрифт:
В общем, наутро, после того, как 58 тысяч вернулись к Ване и Вике, девчонку звали Викторией, я уволилась с работы. И устроилась кондуктором трамвая. Ещё я выбросила на помойку старые кроссовки. В конце концов, я живой человек, хватит носить старьё, тем более шнурки развязываются.
– Машенька, – позвал Аркадий Петрович, – это не Вы забыли?
Я. На тумбочке в общем коридоре, с падающей с потолка штукатуркой, несколько дней пролежала тысяча долларов, десять штук по сто. Вот такие в ЦАО коммунальные квартиры. Альбина и Аркадий – раз, Марья Антоновна, кстати, до сих пор с рынка не вернулась – два, я – три, две проходные комнаты по 17 и 18 квадратных метров
Так, теперь трамвай. Почему я устроилась кондуктором? У меня высшее филологическое образование, закончила МГУ. Мне гораздо интереснее слушать разговоры и наблюдать за людьми. Пробовали в метро? Все с телефонами вместо книг. Книги – это что, скоро спросят? А в трамвае люди разговаривают. У меня уже пять историй и десять сюжетов опережают истории, а я только день проработала.
И про сны. Я люблю к ним прислушиваться, это не совсем правильно, но это от мамы. Всю последующую ночь, после того, как я вернула 58 тысяч и уволилась из издательства, мне снится сон. Всю ночь я пыталась получить деньги за кроссовки с браком. В магазине отказали, послали в банк, в банке – мужик, похож на мэра Москвы, над ним надпись – Возврат. Наконец-то! Подхожу, он поёт и мне предлагает спеть. Я хочу вернуть деньги, а не петь хором. Вот! Он протягивает три жёлтые бумажки. Лотерейные билеты? В жизни не купила ни одного. Берите! Не возьму! Мне нужны мои деньги. Собянин запел оперным голосом Лидии Ивановны, и я проснулась. Хорошо, иначе бы я опоздала на свой трамвай номер 39.
Выдались свободные минутки, это когда трамвай подходит к Зацепской площади и идёт в обратном направлении, я открыла Стивена Кинга.
– Маша, сбегай за кефиром, я тормозну, – это Саша водитель трамвая, ему 23.
Я привыкла. На прежней работе – сбегай – норма, я хлопнула Кингом и побежала. Схватила кефир, четыре рогалика, сникерс… на кассе не повезло. Правда, вопрос! Мужчина ругался с кассиршей. Обычное дело – цена в чеке не та. И вдруг он сменил тон:
– Дайте три лотерейных билета.
Представляете, как это притормозить трамваем? С работы можно полететь. И тут я вспомнила – три жёлтые бумажки в руках Собянина. Ого!
– И мне, девушка! – я, недолго думая.
– Выбирать будете? – кассирша с бейджиком «Виктория».
– Нет, у меня трамвай!
Саша покрутил у виска, мы тронулись. Трамвай не машина, сказал Саша. Я сунула лотерейные билеты в "Кинга" и забыла до поздней ночи. Перед сном ко мне постучала Лидия Ивановна.
– Марья Антоновна до сих пор не вернулась, – сообщила старушка.
Интересно. Мы пожелали друг другу спокойной ночи, я открыла Стивена Кинга. Билеты выпали на пол, ну и что, всё равно я в это не верю! Лотереи для кого вообще? Вспомнила, секретарша до увольнения:
– Вовка выиграл миллион триста в Столото.
– Да, ну! А я думала один обман, каждую неделю играю – ноль.
– А ты подумай, тот, кто выиграл, станет писать, у меня миллион, будет молчать, как рыба!
Я зарегистрировала билеты на восьмой тираж и легла спать. Это предисловие. В воскресенье, в том самом восьмом тираже, я выиграла 580 тысяч рублей. Всё. Книжку можно закрыть, дальше неинтересно. Если вы, конечно, читаете, интересуясь московским коммунальным бытом.
Глава 2. 580
У нас с Сашей обычная сорокачасовая рабочая неделя, день разбит на две части, есть перерыв – целых четыре часа. В среду, в перерыв, я и отправилась в «Леруа Мерлен» за краской. 580 тысяч всё-таки! Затем купить шкаф у Альбины Васильевны, будет куда книгу поставить. Нет, книгу пока в сторону, есть другие проблемы. Сломалась стиральная машинка, их у нас две (общего пользования), покупали вскладчину. Все бросились стирать в уцелевшей, что с ней будет, если шесть комнат начнут безжалостно её эксплуатировать? Я решила купить машинку, другие же не выиграли в лотерею. Уже года четыре мечтаю поменять окна на пластиковые, а их у меня три. В общем, до книги ли?..
В «Леруа» взяла два ведра краски – коридор у нас бесконечный. На кассе, в очереди, мой одноклассник Миша. Мы обрадовались друг другу, он пригласил пообедать, заодно подбросит до Дмитровки, Миша живёт на Арбате. Не пугайтесь, он не из тех. Занимают с женой две комнаты в коммуналке. Мы отнесли краску в его зелёный Москвич (в Москве чудеса не перевелись) и пошли обедать в Икею. Слова все знакомые. Пока стояли в очереди за фрикадельками, Миша рассказал: у них прекрасный малыш. А за столиком с паршивым кофе вздохнул:
– Но…
Длинные, не разрешимые «но»! Сколько приходится лежать по больницам, чтоб малыш был, как все дети. На очередную поддержку надо полмиллиона рублей. А где их взять? Потратили всё, что было, и чего никогда не будет.
Ну, что, Миша, ты по адресу – Маша здесь.
Отдала я Мише лотерейные деньги, вы уже поняли. А на днях мы втроём, я, Миша и его жена покрасили наш длинный, коммунальный коридор. Альбина и Аркадий на даче, с Лидии Ивановны спроса нет, Марья Антоновна до сих пор не вернулась. Что-то долго на этот раз. Квартиранты из седьмой и восьмой – на занятиях. Конечно, до профи нам далеко, где-то штукатурку поддели, сама отлетела, где-то приклеили обратно – Миша посоветовал, но в целом коридор засветился, как новое ведро у Альбины Васильевны. Спасибо трём лотерейным билетам. Забегу вперёд. Альбина и Аркадий в понедельник вернулись, не узнали нашу квартиру.
– Машенька! Вы… – Аркадия Петровича распирало.
– Ангел, – довершила Альбина Васильевна.
Лишняя скромность не помешает. Но что касается коммунального коридора – десять метров прямо, два поворота метров по пять, высота потолков четыре метра – тут я согласна, я может, и ангел.
На работе, в свободные минуты мы с Сашей обсуждали ремонт. Саня смеялся, особенно на остановках Ляпунова и Хавская – на старые штаны новые заплатки не шьют! Это, как посмотреть. Ничего, краска выдержит. Дом 1912 года ещё потерпит. Проехали Завод имени Владимира Ильича.
– Куда остальное потратишь? – спросил Саша.
– А всё! – я развела руками.
– Такая дорогая краска? – рассмеялся водитель трамвая.
Саша заочно учится в институте, в Москве живёт с трёх лет. Я ему доверяю, мы сразу сработались.
– Ты отдала свои деньги? – трамвай притормозил у того самого магазина, где я купила счастливые билетики, – Первый раз такое слышу, Маша…
Маше, то есть мне, тридцать пять, Маша, то есть я, старше Саши на целых двенадцать лет. Что он понимает в деньгах, этот ребёнок?