Мир сцены: Любопытные нравы и обычаи его жителей
Шрифт:
С тех пор мне приходилось видеть многие афиши, на которых были изображены странные и трогательные сценические события. Я видел героя, который держал злодея высоко над своей головой и потом бросал его на землю так неосторожно, что я боялся, как бы злодей не сломал себе чего-нибудь.
Я видел, что героиня прыгает с крыши дома, находящегося на одной стороне улицы, и ее подхватывает комик, стоящий на крыше дома на противоположной стороне улицы, это было ей нипочем.
Я видел поезда железных дорог, идущие, со скоростью шестидесяти миль в час и сталкивающиеся один с другим. Я видел, что взорванные динамитом дома взлетали на двести
Я не обращаю внимания на такие события, как землетрясения, кораблекрушения в открытом океане, революции и сражения, — все это как нельзя более обыкновенно.
И мне не нужно ходить в театр для того, чтобы наслаждаться таким зрелищем. Вместо этого я взгляну раз или два на афишу, — это гораздо интереснее.
Но возвратимся к нашему приятелю ирландцу. Он очень любит виски, то есть мы хотим сказать, — сценический ирландец. У него на уме только виски, и этот напиток оказывает влияние на все его действия.
Костюм ирландца скорее можно назвать живописным, нежели опрятным. Надо думать, что в сценической Ирландии портным живется очень плохо.
Сценический ирландец отличается также и оригинальным фасоном шляпы. Он всегда носит шляпу без тульи; для чего он это делает, для того ли, чтобы голове было свежее, или же тут есть какое-нибудь политическое значение, — этого мы сказать не можем.
Сыщик
О, какая это тонкая штука!
Может быть, в действительной жизни он не представлял бы собою ничего особенного, но, по контрасту со сценическими мужчинами и женщинами среднего уровня, всякий, кто только не дурак от природы, понятно, представляется чем-то вроде Макиавелли.
Он — единственное лицо в пьесе, которое не верит всему тому, что говорит ему злодей, и не слушает его разинув рот. Это единственный человек, который узнает, кого нужно, несмотря на другое пальто и новую шляпу.
Надо только дивиться тому, что на сцене человек совершенно изменяется, если наденет другое пальто и другую шляпу. Это происходит оттого, что жители сцены привыкли узнавать своих друзей не по их лицам или голосам, а по верхнему платью и шляпе. На сцене женатый человек узнает свою жену только по тому, что она, как ему известно, носит голубую накидку и красную шляпу. Но если она снимет эту голубую накидку и красную шляпу, то он совсем растеряется и не будет знать, где его жена.
И вот она надевает желтый ватерпруф и зеленую шляпу, входит в другую дверь, говорит, что она — приезжая из деревни и спрашивает, не нужна ли ему экономка?
Так как он потерял свою возлюбленную жену и теперь некому присмотреть за детьми, то он и нанимает ее. Эта новая экономка кажется ему очень странной. В ней есть что-то такое, что удивительно напоминает ему его дорогую Нелли, — может быть, ее башмаки или платье, которых она не успела переменить.
Скучно тянутся одно за другим действия пьесы, но когда дело идет уже к развязке, она вдруг надевает опять голубую накидку и красную шляпу и входит в прежнюю дверь. Тогда он узнает ее и спрашивает, где она была все эти долгие годы, когда он так тосковал по ней!
Даже дурных людей в пьесе, у которых, вообще говоря, несколько побольше здравого смысла, чем у остальных действующих лиц — и на
Сыщик, надвинув пониже шляпу на лоб, приходит на их тайное совещание, а за ним следует и герой, который говорит визгливым голосом, — и что же? Злодеи принимают их за членов своей шайки и рассказывают им все свои тайны.
Если злодеев нельзя бывает открыть таким образом, то они идут в публичный сад, где можно пить чай и громким голосом рассказывают один другому о своих преступлениях.
Они, очевидно, думают, что это очень хорошо с их стороны, дать изловить себя сыщику.
Сыщика не следует смешивать с полисменом. На сцене полисмен всегда стоит за злодея, тогда как сыщик защищает добродетель.
Сыщик является, на самом деле, только земным орудием всеведущего и благодетельного провидения. Несколько времени он остается в бедствии — допускает, чтобы порок торжествовал, а добрых людей мучили, и ни во что не вмешивается. Но когда ему придет, наконец, в голову, что мы уже достаточно насмотрелись на все это (надо заметить, что к такому заключению он приходит довольно поздно), тут он и выходит вперед, арестует злодеев, приводит все в надлежащий порядок, возвращает хорошим людям все их имения и их жен, обещает отправить главного злодея на каторгу на двадцать лет, и все ликуют.
Матрос
Он никак не может справиться со своими панталонами. Он должен поминутно останавливаться и поддергивать их.
Если он только не будет осторожен, то эти панталоны могут наделать ему больших неприятностей.
Пусть лучше сценический матрос послушается нашего совета, пока еще ничего не случилось, и купит себе помочи.
В действительной жизни матросам никогда не приходится так возиться со своими панталонами, как на сцене. Отчего это? Мы нередко встречали настоящих матросов, но, помнится, мы только один раз и видели, как настоящий матрос поддергивает панталоны.
А потом он делал это совсем не так, как делают матросы на сцене.
Сценический матрос закладывает свою правую руку за спину, левую держит спереди, подпрыгивает, проворно откидывает ногу назад, точно какая-нибудь птица — и готово.
Виденный нами настоящий матрос начал с того, что выругался. После этого он прислонился к стене, расстегнул свой пояс, поддернул свои «мешки», стоя (он и не подумал подпрыгнуть), заправил в них свою куртку, отряхнул ноги, и пошел своею дорогой.
Во всем этом не было ничего живописного.
Сценический матрос больше всего желает, чтобы кто-нибудь расшиб его корабль. «Расшиби в щепки мой корабль!» — говорит он, обращаясь ко всякому и каждому. Но никто этого не делает. Всем действующим лицам в пьесе он говорит: «Держи, стоп!» Мы не знаем, как это делается на кораблях, но так как сценический матрос — человек хороший и добрый, то мы уверены, что он не посоветует ничего такого, что шло бы вразрез с благочестием или могло повредить здоровью.
Сценический матрос очень почтителен к матери и отлично умеет плясать по-матросски. Мы никогда не встречали настоящего матроса, который мог бы так плясать, хотя мы просили многих лиц этой профессии показать нам свое искусство. Нас познакомили с главным поваром на одном корабле, и он предложил нам исполнить другую пляску за кружку пива. Но это было совсем не то, что нам нужно.