Мир совкового периода. Четвертая масть
Шрифт:
***
Вернее, рассказал он всё, что знал, а знал он не очень много. Но главное – имя того человека, который когда-то попросил его об услуге – ему было известно, поскольку имел с ним дело не раз. По словам Боба, этот человек был как-то связан с кинематографом, а потому обладал определенными полезными связями и знакомствами, которые использовал, например, для получения различного дефицита и всяких заграничных ништяков. Всем этим он щедро, но не бесплатно, делился с Бобом, тот – со своими приятелями, к числу которых относились не только та троица, которую я знал слишком хорошо.
Кроме
Причины побега он излагал скупо – мол, тот человек сказал, что его присутствие нужно по месту прописки, и у Боба не нашлось, что возразить. К тому же ему было обещано, что никаких проблем не будет – он побудет немного на свободе, а потом отправится дослуживать оставшиеся три месяца.
Про пропавшего напарника Боб ничего не знал. «Калашникова» с собой у него не было, хотя штык-нож на поясе висел – он в тот день был дневальным, и эта деталь формы была ему положена. В самолете – примитивном Ан-2 местных авиалиний – Боб переоделся в гражданское, добрался до Вологды, ну а потом и до Москвы. Паспортов тут у пассажиров не спрашивали, а у него хватило мозгов, чтобы не кричать на каждом углу о своем побеге. И уже в прошлый вторник он оказался в столице, где всё пошло не по плану.
Тот человек внезапно пропал со связи, поэтому Боб пошел сдаваться родителям; те жутко перепугались, но устроили сына на даче, где жили их друзья – те сейчас были в отъезде, так что весь дом оказался в его единоличном распоряжении. Вот только наказ отца был очень строгим – свет не зажигать, своё присутствие не обозначать, никуда не ходить и ждать, пока он, то есть отец, не придумает, как замять эту ситуацию с наименьшими потерями для семьи.
Боб, разумеется, оказался непослушным ребенком. В среду он съездил к дому Аллы – и своими глазами видел, как она шла под ручку с каким-то хлыщом.
Когда я про это услышал, то пытался вспомнить, куда мы с Аллой ходили в среду – и не сразу сообразил, что на ВДНХ, побродить вокруг фонтанов и поесть мороженое. То есть вот этот товарищ мог напасть на нас уже тогда – но почему-то не сделал этого. И от этого мне почему-то стало очень тошно.
Впрочем, почти сразу же всё разъяснилось. Боб позвонил сначала Родиону, узнал у его матери о судьбе друга, который сейчас сидел за решеткой, натурально охуел от услышанного и начал вызванивать оставшихся на свободе приятелей. Михаил с ним разговаривал сухо, а вот Лёха обаянию своего лидера противиться был не в силах. Они встретились, обговорили всё – и Боб узнал, что тут происходило последние пару месяцев. Про «хлыща» – то есть про меня – Лёха, правда, многого рассказать не мог, но пытался напугать Боба связями, которые этот хлыщ имеет в серьезных органах. Судьбу Ирки решило замечание Лёхи о том, что та баба наверняка знает больше. Боб поехал в нашу общагу – и во время разговора не сдержался. У него и так уже потекла крыша от всех событий и новостей, а тут эта девица решила, что тоже может посылать его на хуй.
Он уже начал продумывать план мести – с ночным визитом в квартиру на Новоалексеевской и прочими вещами, –
Ну а потом он снова начал собирать свою гвардию на дело, но промахнулся. На этот раз Михаил его просто послал, а Лёха... Лёха прибежал ко мне и сдал своего кумира с потрохами.
***
Меня эти откровения не слишком озаботили. Единственная польза, которую я из них смог извлечь – это тот факт, что никаким безумцем Боб не был. Это был очень хладнокровный товарищ, способный на убийство; будь он медведем из тайги, было бы понятно, как с ним поступать – таких зверей, попробовавших человеческой крови, просто убивали. На людей эти правила пока что не распространялись, и поэтому Боб лежал в сарае всё ещё живой, но с кляпом, который я вернул на место, а мы с Валентином курили на крыльце дома.
– Тот человек... вы его знаете? – осторожно спросил я.
– Да.
– И что будете делать?
Он пожал плечом.
– Сейчас с Михал Сергеичем обмозгуем, а там видно будет.
Мне уже было видно, что названное имя его очень огорчило – и не мог понять причину этого.
– Валентин, я, наверное, снова покажусь вам излишне любопытным... но – кто этот человек? То, что он из кино, ещё не делает его опасным. Может, он тоже был лишь связным у кого-то? А того кого-то вы уже... того...
Валентин слабо улыбнулся.
– Да, Егор, ты излишне любопытен. Но я отвечу: нет, этот человек не был связным, ему это не по чину. Когда-то именно он, правда, под своим настоящим именем, его фамилия была другой, принимал на службу в Министерство государственной безопасности СССР недавнего выпускника юридического факультета Московского государственного университета. Меня. Тогда он возглавлял Второе главное управление МГБ.
Понятно, контрразведка. Ушлые ребята, им палец в рот не клади... хотя – кто ещё мог на меня выйти? Наверное, стоило уже перестать задавать вопросы и идти в дом, но что-то меня дернуло:
– А что будет... с ним? – я кивнул в сторону сарая.
Валентин внимательно посмотрел на меня.
– Он пропадет.
Я ожидал чего-то подобного и не удивился, но зачем-то продолжил допрос.
– Как пропадет?
– Без вести. Как в субботу пропали сто двадцать шесть сотрудников центрального аппарата КГБ СССР.
Я понял, что заигрался. Такие сведения выдают либо тем, кто тоже должен «пропасть без вести», либо... Я вспомнил, как в самый первый день своего попаданства размышлял о таких пропавших людях – и вспомнил один из своих выводов. «Некоторых не находят никогда».