Мир совкового периода. Четвертая масть
Шрифт:
– Помните историю про Одиссея и его возвращение домой? – спросил я.
– При чём тут это? – с него можно было рисовать аллегорию недоумения.
– При том, что один из парней, с которым когда-то дружила Алла, оказался мелким и подленьким гаденышем, – объяснил я. – Когда они расстались, он начал ей мстить, приходил к тем, с кем она знакомилась, и предупреждал – мол, это моя девушка, а не поймешь – ноги-руки переломаю. Сейчас он в армии долг родине отдает, но нашлись продолжатели его дела... вот с ними и пришлось разбираться по-взрослому. А потом один из них сюда заявился – стащил у отца
– Лёшка?
– Да, он ему по затылку доской приложил, тот и лег отдохнуть, – уточнил я.
Про световуху я решил пока не упоминать. Всему своё время.
– Дела... – он заметно осунулся и потерял тот задор, с которым шел на разговор со мной.
Ну и никаких предпосылок к тому, что он кинется на меня с кулаками, я тоже уже не видел.
– И что потом было?
– Да ничего особого. Этот стрелок, кажется, сейчас в СИЗО, суда ждет. Остальные двое затаились, но я им раньше показал, что настроен серьезно, – про Стаса я тоже решил не рассказывать. – Теперь до глубокой осени можно расслабиться, пока тот парень из армии не вернется... думаю, с ним тоже придется что-то делать, вряд ли он сам по себе успокоится. Так что обои переклеить успею, но в августе.
Шутка получилась так себе, и Александр Васильевич даже не улыбнулся.
– Ясно... – повторился он. – Да уж, выпустил я Алку, выпустил... с этой работой. А машина у тебя откуда? Родители купили?
– Нет, сам. Знакомый предложил, дешево совсем, я и взял. Водить умею, чинить тоже, да и она на ходу... права есть... с гаражом пока непонятно, но до осени время есть, тогда и буду думать.
– Так... – он посмотрел в окно, которое перегораживала крона какого-то тополя. – Понятно, что ничего не понятно. То есть с этими ребятами пока никаких... ну... проблем не будет?
– Думаю, да, – ответил я. – Пока – точно. Я уверен, что они не поедут за нами ко мне на родину. Мы с Аллой хотим ко мне съездить, думали в субботу стартовать, но теперь задержимся, – пояснил я, заметив его вопросительный взгляд.
Вид у него был странный – он словно получил в прикупе пару тузов к мизеру и уже посчитал в уме взятки на «паровозе». Мне даже стало его немного жалко, но я мужественно промолчал – некоторые вещи люди должны обдумать самостоятельно.
– Так... – протянул Александр Васильевич. – У меня, пожалуй, остался только один вопрос. Егор, расскажи мне, что за история с вашим арестом?
Глава 3. Свидание с прошлым
У меня не было ответа на вопрос Александра Васильевича о нашем аресте. Мысленно готовясь к его визиту, я обдумывал, что он должен знать о нас и что ему следует сообщить, и тот вынужденный визит на Лубянку месячной давности решил даже не упоминать. Пребывание в старой камере для врагов народа даже слегка потускнело в моей памяти – было и было, мало ли что случается в жизни, тем более что никаких последствий этого сидения взаперти так и не проявилось. К тому же и Валентин обещал...
Но тут пришлось думать, и думать быстро – и у меня почти мгновенно выстроилась линия поведения, которая, правда, в итоге могла угрожать уже отцу Аллы, чего мне хотелось
Александр Васильевич понял моё недолгое молчание по-своему.
– Постарайся не врать, – жестко сказал он. – Мне достоверно известно, что вы с Алкой несколько дней сидели в настоящей тюрьме.
– Даже в мыслях не было, – откликнулся я. – Тут другое... откуда у вас эти сведения?
– Какое это имеет значение?
– Для нас с вами, думаю, никакого, – я пожал плечами. – А вот для... Так кто?
– И... неважно. Я знаю этого человека много лет, и ни разу не слышал от него лжи.
– Всё когда-нибудь случается впервые, – заметил я. – Подозреваю, что он сказал вам не всё, далеко не всю историю. И проблема в том, что вам всё равно придется назвать его имя... Не мне! – я прервал его возражения, которые он готовился изложить. – Мне оно в любом случае вряд ли что скажет, поэтому я даже и пытаться не буду. Но уж поверьте – теперь от вас не отстанут. А я буду вынужден рассказать о вашем интересе, у меня другого выхода нет.
Возможных линий поведения у меня было – насколько я мог судить – ровно две. В одной я всё отрицал, убеждал отца, что никакого ареста и вообще никаких сношений с Лубянкой не было ни у меня, ни у Аллы, ни у нас обоих. Вряд ли это помогло убедить его – особенно с учетом того, что он узнал о нашем аресте из очень надежного, по его мнению, источника. Не добившись ничего от меня, он насел бы на свою дочь – и не факт, что Алла, которая относилась к отцу очень нежно и трепетно, не сдала бы нас с потрохами. Конечно, это всё равно ничем нам не грозило – всегда оставалась возможность сказать, что это продолжение той истории со стрельбой и прочими неприятностями, месть от знакомых посаженного за решетку Родиона и его семьи и всё такое, но все мои усилия по завоеванию доверия отца моей девушки пошли бы прахом.
Ну а вторая линия включала непосредственное участие в разрешении этой ситуации Валентина. Мне это не очень нравилось, но иного выхода за отпущенные мне секунды я не увидел; к тому же он обещал, что наш арест останется тайной – а тут на свет выполз какой-то левый товарищ, который, к несчастью, оказался знакомым моего будущего тестя и прилежно донес до него всё информацию. Впрочем, Валентину это и на самом деле могло быть полезно – подозреваю, что сотрудникам любой спецслужбы в любые времена интересно точно знать, что их ведомства «текут», как именно и через кого. Но в такие дебри я влезать не собирался – подполковник сам догадается, не маленький.
Выбранный мною подход дал определенные результаты – отец Аллы сбавил тон, да и настроение у него уже было далеко не боевым. Видимо, он тоже просчитал, какие силы могут вертеться вокруг внутренней лубянской тюрьмы.
– Почему выхода нет? – с легкой опаской спросил он.
– Подписки, – просто ответил я. – У меня и у Аллы, кстати, так что её спрашивать не стоит... Потому что формально ничего этого не было, ваш знакомый ошибся или не так понял некую информацию, которая к нему не должна была попасть... как-то так. Поэтому извините, но мне нужно позвонить...