Мир тропы. Очерки русской этнопсихологии
Шрифт:
В разобранных кусках наметились некоторые противоречия, очевидно, из-за того, что Юнг еще избегает на этом этапе исследования давать окончательные определения.
Бессознательное – это "способ мышления". Оно включает в себя "содержания и образы". "Коллективное бессознательное ‹…› образует ‹…› всеобщее основание душевной жизни". При этом душевная жизнь – это чувства плюс осознаваемое мышление, то есть, по сути, все мышление. Если это так, то коллективное бессознательное, то есть архетипы не могут быть ни мышлением, ни его способом, что, очевидно, и отражается Юнгом в выражении "всеобщее основание душевной жизни". Иными словами, архетипы есть основание мышления, но не мышление, еше не мышление. Тогда архетипы – это та часть сознания, из которой мышление рождается?
Если под этим понимать "древнейшие ‹…› типы, т.е. испокон веку наличные всеобщие образы", то мы снова попадаем или в ловушку, или в непонимание, которое рождает кучу вопросов. Изначальные типы чего? Наличные где? Всеобщие для кого? И что такое в данном случае образы? И что такое образ вообще?
Однако в самом начале своей статьи Юнг включает в понятие коллективного бессознательного всеобщие "содержания и образы
Вернемся, однако, к определению мышления (или способа мышления). Напомню, в самом начале своей статьи Юнг говорит об "архаико-мифологическом характере бессознательного способа мышления", который разделяется на два слоя – личностное бессознательное и коллективное бессознательное, которое "включает в себя ‹…› содержания и образы поведения". Вот в этом определении, наверное, и таится причина противоречий.
До тех пор, пока мы видим в исследуемом явлении только "содержания и образы", мы имеем полностью статичное явление – хранилище. И это противоречит тому, что перед нами способ мышления. Ощущение способа пропало из определения. Совершенно непонятно, как это все работает, хотя на самом деле путь к способу просто скрылся за выражением "образ поведения". Механика именно здесь – образ поведения заставляет человека вести себя в соответствии с образами, хранящимися б хранилище. Но тут надо сразу ввести точное различие: хотя слова и похожи, но образы хранилища – это одно, а образ поведения, как и образ действия, – принципиально другое. Позже это отличие придется очень подробно описать.
У Юнга это вроде бы и есть, но этого и нет. Он всего лишь употребляет привычное для себя выражение, не вкладывая в него соответствующего содержания. И это видно уже по тому, что он как бы проходит мимо множества вопросов об образах и содержаниях.
Тем не менее, прежде чем мы перейдем к этой теме, стоит отметить, что, попав в противоречие при определении коллективного бессознательного и архетипа, Юнг, по сути, сделал еще один отщеп от тела неведомого. Он показывает, что кроме осознаваемого и чувственного уровней мышления, есть еще нечто, что тоже можно посчитать мышлением, которое можно обозначить "коллективным бессознательным способом мышления" или просто способом мышления, а также нечто, что "способом" не является, но содержит в себе "образы и содержания". Этакое хранилище.
Итак, чем может отличаться чувственный уровень мышления от следующего за ним, который мы назвали способом мышления? Очевидно, здесь мы имеем грань между разными способностями человеческого ума. Старики-офени делили человеческий ум на три части или три состояния: стихиальное (Стих), Разум и Мышление. Разум рождается из Стиха, Мышление из Разума. Ум вообще является, по их мнению, способностью сознания течь по плотностям знания (из большей плотности стекать в меньшую), что и проявляется в Стихе в чистом виде, а Разум есть приспособление Ума к Земным, можно сказать, планетарным условиям. Задача его – обеспечить человеку выживание, и что бы ни встретилось на его пути, даже человек, он обращается с ним, как с физическим явлением и препятствием. С человеком, как явлением социальным, обращается Мышление. Как и все офени, которых даже звали на Владимирщине "картавыми", старики имели влечение к тайным языкам и игре словами. Возможно, это связано с пристрастием человека патриархального общества к магичности и поиску силы в слове. Вглядываясь в русские слова, они постоянно стремились проникнуть в скрытые в них смыслы и значения. Вот так и в слове "мыслить" они усмотрели два слова: слить мы. Что для них означало, стать едиными, слиться в общество. Иначе говоря, мышление было для них тем, что объединяет людей в общество, связывая смыслами – с-мы-сл– иваниями. При всей ненаучности, "народности" такой этимологии, само деление того, что мы сегодня привычно называем Мышлением, на эти две части, чрезвычайно актуально и, самое главное, на мой взгляд, не только соответствует действительности, но и дает возможность психологии выйти из тупика в части теории мышления.
Вопрос о тупике теоретической психологии и о назревшей необходимости расщепить узел явлений сознания, именуемый мышлением, отнюдь не является моим домыслом. Не вдаваясь в излишние доказательства, я просто воспользуюсь обобщающей работой, уже проделанной психологом В. Петуховым:
"На рубеже веков были открыты различные способы сознательной ориентации человека в окружающей его природной и социальной действительности, известные с тех пор под названием "видов мышления". В каждом из таких открытий автор стремился расширить бытовавшие представления о "чистом", логическом, "рассуждающем" мышлении или, во всяком случае, показать, что к лишь познавательной деятельности его новый "вид" отнести нельзя. Помимо "первобытного мышления" (Л.Ле-ви-Брюль), таковы, например, "эмоциональное", "волевое" (Г. Майер), "аутическое мышление" (Э. Блейлер), выделенные как его качественно особые типы: генетически ранние уровни развития сознания – "конкретная мыслительная установка" (К. Гольштейн), "комплексное мышление" (Л. С. Выготский); виды практической профессиональной "мыслительной" деятельности и т.д. Интересно, что известный нам по работе Б. М. Теплова "ум полководца" был описан Т. Рибо как один из видов воображения. Характерно, что различные определения этих видов, противопоставленных, подчас альтернативных развитому понятийному мышлению современного взрослого человека, располагались на одном из полюсов бинарных оппозиций (типа "конкретное – абстрактное", "аутическое – реалистическое" и др.). Так появилась возможность их сгруппировать. В современной психологии сознания возникла гипотеза о двух фундаментальных способах (modes) его функционирования (отчасти связанная с фактами межполушарной асимметрии): Поллио составлена сводная таблица устойчиво используемых в научной и житейской психологии различений видов мышления, включающая около тридцати соответствующих пар. В интересующей нас части этой таблицы помещены, помимо уже названных, такие определения, как "нерефлексивное" (Гуссерль), "первичное" (Фрейд), "вне-первичное" (Юнг), "симультанное" (Лурия), "параллельное" (Най-ссер), "дивергентное" (Тейлор), а также "интуитивное", "метафорическое", "диффузное", "чувственное" и др." [51, с. 27].
Подробнее о том, как видели старики разницу между Разумом и Мышлением, мне придется рассказать в соответствующем месте. Пока хотел бы только добавить, что Разум обеспечивает выживание в мире, для чего познает его, создавая соответствующие инструменты. Мышление оказывается таким особым инструментом Разума для познания и выживания в той части мира, которая называется Обществом людей. Кстати, по-русски, и Общество тоже называлось Мир. Разница между Миром-природой и Миром-обществом в точки зрения Разума, как инструмента Ума, состоит в том, что Мир-природа непредсказуем. В нем все действует в соответствии с законами физики, обозначим это пока так. А вот Мир-общество живет по образцам, поскольку с человеком можно договориться. Это не значит, что в быту мы действительно можем полноценно полагаться на договоренности с людьми. Это значит, что с психологической точки зрения, у человеческого сознания, в отличие от явлений и вещей Мира-природы, есть нечто, что позволяет с ним договариваться и тем самым создавать образцы для последующих взаимоотношений. И это нечто есть память. Делая поправки на ее ненадежность, мы, тем не менее, всегда знаем, что человек поведет себя так, как от него ожидается, потому что по изначальному договору, закладывающемуся в раннем детстве, он должен соблюдать договоры, раз имеет такую физическую возможность. А если он не повел себя в соответствии с договором, мы имеем право его упрекать (!) за это, потому что он "должен был!" А вот природные явления мы упрекать не можем, потому что и не ожидаем от них никакой предсказуемости. С ними – это уже наша задача добиваться того, что мы хотим. И не думайте, что возможность уггрекать – мелочь. Она вполне сопоставима и вполне заменяет сам результат договоров! Соответственно, в ведение мышления передано Разумом все, что предсказуемо, поскольку связано с человеком как существом социальным и, значит, ведущим себя по образцам или договоренностям.
Все остальное, даже человек как явление физическое, остается в ведении чистого Разума, который можно называть до-мышлением или тем самым "всеобщим основанием душевной жизни". И если видение Разума стариками как способности Ума течь по плотностям знания, в частности, знания о земных условиях жизни, верно, то архетипами становятся сами эти земные (или космические) условия жизни, которые и предписывают уму определенные способы взаимодействия с ними – любое препятствие определяет способ преодоления себя. Совершенно неверным для земных условий было бы нырять в землю или летать под водой!
Это определение, естественно, неверно, потому что архетипы хранятся в нашем сознании и, значит, не могут быть самими земными условиями. Архетипами становятся образы этих земных условий в человеческом сознании. Но и это неточно. Наш Разум предельно экономичен, рачителен, как говорили старики. Его не интересуют просто земные условия. Его задача – обеспечить выживание на Земле. А это значит, что у него просто нет излишних возможностей, говоря современно, ресурсов для создания образов чего угодно, кроме необходимого, то есть образов того, что является угрозой или препятствием выживанию. Поэтому безопасные или бесполезные явления Мира Разум просто не воспринимает. Как бы исключает из видимого мира. Это не значит, что их не воспринимают и органы восприятия. Но большая часть того, что называется телепатией и экстрасенсорикой, есть всего лишь способность видеть и исключенные из восприятия части Мира.
Разум занят главным! И это главное – есть борьба за жизнь. Вот на этом поле и рождаются основные "испокон веку наличные всеобщие образы" или архетипы. И если, исходя из этого, приглядеться к человеческой культуре, то станет понятно, почему Юнг отнес к архетипам миф и сказку. Они-то как раз и посвящены этому главному.
Юнг вводит понятие "образов поведения". Это, безусловно, требует комментария с точки зрения Тропы, да и теории образа вообще.
Термин поведение в современной психологии, на мой взгляд, используется так же некорректно, как и мышление. Он тоже не имеет точного определения и является узлом понятий. Чтобы ни сделал человек, животное и даже солнечный зайчик, это может быть названо поведением. Но уже в следующий миг это оказывается отнесено, скажем, к теории деятельности. Старики, с их склонностью к этимологизации, поиску скрытых в слове корней и значений, считали, что поведение есть внешнее, телесное выражение мышления. И только. К Разуму они относили действия. Попробуем их понять, а для этого вслушаемся в русский язык. Разумные действия! Но: весьма разумное поведение. Выражение "разумные действия" очень естественно и не имеет никаких дополнительных оттенков. Выражение "разумное поведение" для русского человека, хорошо чувствующего свой язык, несет оттенок оценки и одобрения. Просто попробуйте войти в образ того, кто говорит эти слова, и вы почувствуете, что "разумные действия" можно говорить просто в пространство, а вот: "Разумное поведение!" – желательно кому-то как одобрение. "Очень разумное поведение!" Это означает, что поведение может быть и неразумным. А вот "неразумные действия" язык пропускает с сопротивлением.