Мир, в котором тебя нет
Шрифт:
— Фирон, — снова перевел взгляд на своего бывшего ученика Граис, — ты давно знаком с Грудваром?
— Да уже года три, — быстро глянув на бородача, ответил тот. И, что-то прикинув в уме, быстро кивнул: — Да, точно, три года.
— А когда ты последний раз виделся с Миносом? — спросил Граис— Я имею в виду, до последней вашей встречи.
— Точно и не помню, — озадаченно покачал головой Фирон. — Очень давно…
— Так с чего же он вдруг прискакал к тебе за помощью? Откуда ему было знать, что ты связан с вольными?
— Вот этого не знаю, —
— Что, собственно, тебя беспокоит, Граис? — вмешался в разговор Касат. — К чему этот допрос? Ты на свободе — и это главное.
— Да, — иронично усмехнулся Граис. — Вот только свобода моя ограничена пределами этого лагеря. Охота на меня уже, наверное, объявлена по всему Йеру.
— Но, если бы мы не освободили тебя…
— Не бери на себя роль Поднебесного! — резко оборвал Касата Граис— Только ему одному известно, что было бы в том или ином случае!
Касат не нашелся что на это ответить.
Грудвар негромко хмыкнул и, откинув голову назад, Поскреб ногтями шею под бородой.
— Послушай, — сказал он, не глядя на Граиса, — ты что, действительно думаешь, что будешь жить вечно?
Граис ничего не ответил, а только безнадежно покачал головой.
— Учитель, — тихо произнес Фирон, — ты отказываешься помочь тем, кто взывает к тебе о помощи?
— Нет, Фирон, — уверенно посмотрел в глаза своему ученику Граис. — Я пытаюсь спасти тех, кто собирается совершить самоубийство.
— Каждый из нас готов умереть за свободу Йера! — с пафосом произнес Касат.
— Конечно, — саркастически усмехнулся Граис. — Нет ничего проще, чем умереть. Должно быть, особенно приятно, когда умираешь за некую высокую идею.
— Тебе доставляет удовольствие смеяться над нами? — Грудвар неприязненно посмотрел на Граиса из-под черных мохнатых бровей. — Быть может, тебе известен другой путь к спасению нашей страны от захватчиков?
— Конечно, известен, — без тени сомнения ответил ему Граис. — Точно так же, как и любому здравомыслящему человеку. И вам в том числе, хотя вы не хотите признаться в этом даже самим себе.
— Только не мне, — решительно тряхнул кудлатой головой Грудвар.
— Для того чтобы победить, нужно прежде всего остаться живым, — негромко произнес Фирон. — Ты это имел в виду, учитель?
— Именно, Фирон, — одобрительно улыбнулся ему Граис. — И еще: посредством нормального упорядочивают государство. Посредством аномального применяют оружие. — Граис повернулся к Касату. — Вольные, взявшись за оружие, сразу же встали на неверный путь. Но, кроме этого, они еще и не умеют сражаться, поэтому единственное, что им остается, — умереть, веря в то, что они идут по Пути к Поднебесному. Но смерть, которой можно было бы избежать, — это всегда поражение. Это говорю не я, а Поднебесный.
— Граис, — Касат отодвинул в сторону деревянную плошку с едой и, подавшись вперед, навалился грудью на стол, — таких проповедей мы уже наслушались от Сирха. Поэтому и ушли в горы, чтобы начать свою борьбу. Сейчас йериты нуждаются не
— Это тебе сказали сами йериты? — наивно вскинув брови, спросил у Касата Граис.
— Мы не в игры здесь играем! — крепко стиснул кулаки Касат. — Мы готовимся к войне с Кахимской империей! И если ты, Граис, йерит, если ты любишь свою страну и свой народ, ты должен быть с нами!
— Грудвар еще в тюрьме просветил меня насчет моего долга перед йеритами, — кивнул в сторону бородача Граис. — Почему вы все считаете, что именно я смогу объединить йеритов, сплотить и поднять их на борьбу?
— Потому что в Йере нет ни одного человека, который не знал бы твоего имени, — сказал Фирон.
— Лучше бы они так же хорошо помнили мое учение, — заметил Граис. — Я призывал людей только к смирению перед властью, а не на борьбу с ней.
— Как бы там ни было, Граис, хотел ты этого или нет, но для всего Йера ты стал символом борьбы против власти империи, — неожиданно убедительно и веско произнес Грудвар. — Я бы сказал, что ты уже не принадлежишь только самому себе. Ты уже стал частью истории. Право решать, как поступать и что делать дальше, безусловно, принадлежит тебе. Но помни о том, что сейчас ты стоишь не только на собственном Пути к Поднебесному, но и на Пути, по которому идет весь Йер.
Граис устало прикрыл глаза и тяжело вздохнул. Казалось, еще немного — и от непомерной печали он почернеет.
— Если бы ты только мог себе представить, Грудвар, насколько ты прав, — медленно произнес он. — И именно поэтому я не стану предпринимать ничего, что могло бы подтолкнуть йеритов к восстанию. Война, начатая йеритами против Кахимской империи, будет проиграна, даже не начавшись.
— Откуда такая уверенность? — презрительно скривил губы Касат.
— Лучше всего будет, если все вы соберете вещи и разойдетесь по домам, — не вдаваясь в долгие объяснения, сказал Граис.
— Я считал, что ты любишь свою родину, Граис, — с грустью в голосе произнес Касат.
— Родину? — Граис пристально посмотрел на Касата. — Это смотря что понимать под этим словом. Я лично понимаю под ним судьбу мальчишки-пастушка, которого встретил в лесу несколько дней назад, жизнь такой прекрасной девушки, — он повернулся к Фирону, — как Мида. Ей же матерью предстоит быть, детей воспитывать — вот что значит для нее счастье единственное. А здесь? Как сложится ее жизнь здесь? Под стрелами и копьями шалеев?
— Ты нас пытаешься разжалобить, Граис, — в голосе Касата прозвучали угрожающие интонации. — А вот я так скажу: если любишь родину, то не призывай сдаваться еще до начала битвы!
— Тот, кто любит свой народ, не посылает его на смерть.
— У меня такое впечатление, Граис, будто мы с тобой говорим об одном и том же, но на разных языках, а поэтому и не понимаем друг друга, — разочарованно произнес Касат.
— Возможно, — Граис приподнялся. — Я очень устал и хотел бы отдохнуть. Куда мне можно пройти?