Мир в табакерке, или чтиво с убийством
Шрифт:
Вам, конечно, знакомо то паническое ощущение, когда вы просыпаетесь наутро после того, как упились в дым и обкурились в хлам, и обнаруживаете, что не способны двигаться, а потом до вас медленно доходит, что кто-то вам приклеил голову к полу, а потом до вас медленно доходит, что никто вам ничего не приклеил, что вас просто стошнило во сне, и блевотина высохла, и щека прилипла к линолеуму, и…
Нет. Вам, конечно, не знакомо это ощущение, правда?
Ну что ж, это почти так же погано, как и утро в тюремной камере. Почти, но не совсем.
Я попытался подъять
Не буду надоедать вам рассказом о том, что случилось, когда я снова воткнул шнур от чайника в розетку.
Однако то, что случилось, по всей вероятности, спасло мне жизнь, или рассудок, по меньшей мере. Если бы не повторное избиение, если бы не прибытие скорой помощи, которая отвезла меня в больницу, я бы наверняка снова отправился на фестиваль, и тогда то, что случилось со всеми зрителями, с этими ни в чем не повинными людьми, без всякого сомнения случилось бы и со мной. Кто бы ни послал меня в нокаут на этот раз, избавил меня от этого.
Но зачем он меня от этого избавил?
И почему?
Чтобы я мог продолжать жить, зная все, что случится, не будучи способным предотвратить это?
Чтобы я стал чем-то вроде беспомощной марионетки, обреченной на страшную участь?
Чтобы пурпурный кафтан истины расправил крылья, и, ухмыляясь, поглотил дряблую пепельницу завтрашнего дня?
Ты сам– то понял, что сказал?
Да ладно, это все же были шестидесятые годы.
Мне удалось составить общую картину того, что произошло в тот день, на основе разговоров в больнице, собственных бесед с Норманом и другими людьми, секретных полицейских протоколов, которые попали мне в руки, а также конфискованных киноматериалов. И до сих пор никто не рассказывал, как это было на самом деле.
Я буду первым.
Для начала давайте прослушаем запись, сделанную на допросе водителя машины скорой помощи, Мика Лоуфа по прозвищу «Тефтель».
– Ну что, запись включили? Лады. Так мы, значит, приняли вызов часов в десять утра, в воскресенье. Только-только вышел. Я вроде как в отпуске был, на пару дней, к тетке ездил. Что? Как? Правду сказать? Я правду говорю. Детектор показывает, что нет? Лады, как скажете, ну не к тетке. Какая разница? Ну, значит, просто говорю, что видел. Значит, приняли вызов в дом через улицу от больницы. Ну, позвонили, значит, сказали, что там мужика, Эдвином звали, избили какие-то типы, навроде цыган, и что он истекает кровью на кухне. Ну мы и поехали, да?
Ну и там ехать нужно вдоль садов, а я не знал, что там вроде фестиваль какой-то, и вот мы едем, и видим – там толпа народу, просто тыща человек, не меньше, и они вроде как раскачиваются все под музыку. Все под музыку, все как один, просто здорово. Ну и было жарко, да, и я окно открыл, а музыки не слышно. Я и говорю напарнику, Чоки, дескать, Чоки, говорю, смотри, эти идиоты хиппи уже без музыки пляшут. А Чоки мне говорит, чтоб я на сцену посмотрел. Мы тогда встали, и смотрим – а на сцене музыкантов нет, ни одного нет, а только куча цветков всяких в горшках, а перед ними, значит, микрофоны, как будто они – музыканты и есть. Ну свихнуться, точно.
Что? Химикаты? А, насчет химикатов, значит. Ну что, мне больно нечего рассказывать, я все в полиции рассказал. Мы когда к дому подъехали, значит – передняя дверь открыта. Ну, мы заходим, и тут же обратно, потому что без респиратора не войдешь, вонища стоит страшная. Там полно было бочек в прихожей. Имущество Соединенных Штатов, понимаете ли, в общем, навроде боеприпасов. Мне говорили, что их во Вьетнаме применяли – для чего уж, не знаю. Но вонища стояла жуткая, прямо с ног валило.
Ну и, в общем, нашли мы этого Эдвина на кухне. Плох он был, прямо хуже некуда. Привезли его в больницу, ему там переливание крови сделали. Жизнь спасли, короче.
Ну, все, вроде. А что дальше было, я не видел. И чертовски рад, что не видел.
Советник Мак-Мердо, глава комитета по градостроительству, дал только одно интервью журналистам по телефону из своей виллы в Бенидорме.
«Система водоснабжения садовых участков не соединена с общим водопроводом города. Вода поступает из артезианской скважины, расположенной на территории садов. Если на ней использовались токсичные химические вещества, весьма велика вероятность загрязнения ими этой скважины. Скважина снабжена единственной водоразборной колонкой, расположенной рядом с участком, принадлежащим местному жителю, которого горожане называют Старым Питом. Насколько мне известно, владельцы киосков, продававших кулинарную продукцию и напитки на этом фестивале, пользовались этой колонкой. Городской совет не может быть обвинен в произошедших трагических событиях.»
Уже понятнее? Общая картина складывается?
Но что же случилось? Что это были за трагические события?
Послушаем рассказ Нормана Хартнелла в суде.
– В субботу вечером я вернулся домой рано, до того, как начали происходить странные вещи. Я полностью распродал весь запас «Брентстока», даже попробовать не осталось ни одной пачки. Я решил пойти домой, выпить чаю и пораньше завалиться спать. Я хотел хорошенько отдохнуть, чтобы в воскресенье, на свежую голову, занять местечко поближе к сцене. Мне очень хотелось послушать Боба Дилана и Сонни и Шер.
В воскресенье я взял с собой фляжку с чаем, как и накануне. Однако, хотя я пришел совсем рано, я не мог пробраться к сцене. Более того, я даже не видел сцену, потому что зрители там танцевали без музыки. Я сам не танцую, разве что твист иногда на свадьбе, не более того. Но раз уж там многие девушки принялись раздеваться, я решил присоединиться, чтобы не портить компанию.
Так вот, я довольно неплохо отплясывал джигу с очень симпатичной девушкой – у нее были просто замечательные гинеи…