Мир в табакерке, или чтиво с убийством
Шрифт:
И вот на тебе – там были запасные ключи, прямо за этим козырьком.
Вот и у Арни всегда так бывает.
– Держись, Норман! – крикнул я. – Поехали!
Я вогнал ключ в замок зажигания, переключил наудачу скорость и вдавил педаль в пол.
И мы рванулись назад.
Вот уж такого у Арни точно ни разу не было.
Огромный фургон протаранил стену замка Давстон и начисто разнес и каменную кладку и огромный витраж. Я переключился на другую скорость. На этот раз – правильную. Грузовик качнулся вперед и снес еще один кусок каменный стены,
Я просто еще сильнее нажал на педаль, и мы на полной скорости сорвались с места.
Так вот, эти химеры – они, может, и огромные, и злобные, и отвратные, но против фургона они ничто. Он, как коса, вспарывал их ряды и подминал их под колеса. А в кабине сидел я, вцепившись в руль. И еще Норман, вцепившись в меня.
– Время! – крикнул я. – Сколько осталось?
– Похоже, нисколько, – крикнул в ответ Норман.
И все же осталось.
Самую чуточку.
Самые последние десять секунд.
Десять…
Я опять переключил скорость и прибавил газу.
Девять…
Химеры ворвались в зал, сея смерть и разрушение.
Восемь…
Но впереди их было еще достаточно.
Семь…
О’Черт и О’Бормот храбро вскочили на галерею и пустили в ход свои «узи».
Шесть…
Шлеп– шлеп-шлеп! Это все новые и новые химеры гибли под колесами фургона.
Пять…
Замок Давстон на фоне полной луны.
Четыре…
Кровь и кишки, просто ужас.
Три…
Огромный фургон с натужным ревом пробивается к воротам.
Два…
Данбери Коллинз приходит в себя и обнаруживает, что кто-то засунул его в доспехи, выкрашенные невидимой краской.
– Чего шумим? – спрашивает он.
Один…
Огромный фургон сносит ворота замка Давстон.
Ноль…
Краткий момент абсолютной тишины. Снова замок Давстон на фоне доброй старой луны – гордый, высокий, уродливый.
А потом…
И не было громче на свете АП-ЧХИИИ!
26
Так мы, значит, умерли?
Я этого не видел.
А хотелось бы.
Мне говорили, что взрыв получился очень живописный.
Те обитатели Брэмфилда, которые в данный момент плясали конгу вокруг стоянки за «Веселым садовником», празднуя новый год и новое тысячелетие, сначала решили, что это фейерверк, который устроил для них щедрый лэрд.
Дело в том, что взрывчатку заложили очень искусно, а вся прелесть была в том, как я понял уже после, что отдельные заряды не были снабжены часовыми механизмами. Т.С. Давстон предоставил судьбе самой распорядиться тем, как они сработают.
Давайте, я объясню.
Он был одержим идеей, что конец цивилизации – нашей цивилизации – наступит ровно в полночь в последнюю ночь двадцатого века. Он говорил, что знает это. Видел это. Чувствовал это. Как угодно. И он был так в этом уверен, что заложил свою бомбу следующим образом.
Детонатор был оснащен простым прерывателем. Пока в замок Давстон поступает электричество, бомба абсолютно безопасна. А вот если подача электричества прекратится, она взорвется.
И разумеется, если Тайное Правительство Мира не разрабатывает Ошибку Тысячелетия, благодаря которой все компьютерные системы должны выйти из строя, подача электричества не прекратится. Но если оно ее разрабатывает и Единая Энергетическая Система откажет…
Большое АП-ЧХИ!
И точно в полночь компьютерные системы вышли из строя, и Единая Энергетическая Система отказала.
Даже сойдя в могилу, он им все равно отомстил.
Конечно, его можно любить, его можно ненавидеть, но не восхищаться им нельзя. Это был настоящий шедевр.
Но я собирался рассказать, как были размещены заряды.
Их было три. Три отдельных заряда разнесли замок Давстон на атомы. Но они были установлены настолько искусно, что они сделали и еще кое-что. Когда они взорвались, в небо взлетели три огромных огненных шара.
Они крутились и плевались огнем и на одно мгновение превратились в трех змей с логотипа Геи Т.С. Давстона.
Ну не умно ли, чтоб его?
Но я уже сказал, что не видел этого. Фургон, которым я пытался управлять, снес ворота и полетел по дороге к деревне. А потом был тот коварный поворот, как раз перед «Веселым садовником».
Так вот: было темно, очень темно, ни фонарей, ничего. А я так и не разобрался, как включить фары у этого чертова фургона, а дорога вся обледенела, а мы ехали ну очень быстро.
Я повернул руль и что было сил надавил на тормоз, но этот поворот даже и в самые лучшие времена был очень коварный.
– Аааааааааааааааа! – завопил Норман.
– Аааааааааааааааа! – согласился я.
Я смутно помню, как зад прицепа занесло вперед, и как словно ниоткуда взялись все эти деревья, и как мы вдруг перевернулись, а потом стало еще темнее.
По «Веселому садовнику» мы промахнулись всего на несколько сантиметров, но зато точно попали в очень живописный домик эпохи Тюдоров напротив – тот, с ухоженным садиком с клумбами, с надписью «Охраняется государством» на стене, и все такое.
И грохота-то особого не было, скажу я вам.
Когда я очнулся, мы с Норманом лежали тесным узлом на потолке кабины, который теперь стал полом.
– Так мы, значит, умерли? – спросил Нортон.
– Нет, – ответил я. – Мы не умерли. Мы выжили. Мы в безопасности.
И я не знаю, почему я так сказал. Я знаю, что так говорить нельзя. Я знаю и мы все знаем, что как только это скажешь, с тобой сразу же случится что-нибудь еще хуже.
Навлечешь на себя НЕОЖИДАННЫЙ КОНЕЦ.
И не спрашивайте, почему так. Наверно, это традиция, или старинный договор, или что-то вроде того. Но я сказал именно так. И, раз уж я это сказал, сказать это обратно я уже не мог.