Мирон сын Мирона
Шрифт:
— Это не тщеславие, это — истина.
Она подняла ладони, словно загораживаясь.
— Не буду спорить… — огляделась. — Спасибо за ужин, господин Мирон, было интересно побеседовать. Может, я и не краше одиночества, в другой раз вы подумаете прежде, чем приглашать меня… — усмехнулась. Только дёрнулась подниматься, как из полумрака появился слуга и помог ей отодвинуть стул с высокой спинкой. — Извините.
Их глаза встретились, Идвар тоже стоял напротив, через стол.
— Доброй ночи, княжна.
Она всё же задала ещё один вопрос, который мучил её всё это время:
— Скажите мне всё-таки,
Он помолчал, и Аэлла разглядывала его лицо в ожидании ответа, готова была принять любой, пусть даже самый безжалостный. Но он произнёс:
— Не знаю, может, и пожалею ещё…
— Может быть, — она опять усмехнулась, прикрывая глаза, отвернулась. — Доброй ночи, господин Мирон.
Ушла в сопровождении слуги. Идвар постоял ещё какое-то время. “Может быть, ещё и пожалею, кто знает…”
Перед сном попытался составить пару приказов, но ничего не шло на ум. Все мысли были заняты одним, точнее, одной… Что ни делал, чем ни занимался, с кем ни говорил, всё она одна из головы не шла. Как вольно вела себя, как насмешничала, сверкая серыми глазами, улыбалась. Нет, таких он ещё не видел. При дворе короля к Мирону относились с почтением не меньшим, чем к наследнику, и все придворные дамы отводили глаза, не то, что слово лишнее сказать или посмеяться. Эта же вела себя вольно, знала, что терять нечего, всё, что было, уже потеряла. А, может, это у неё характер такой? Говорят, мать её умерла рано, воспитывали её отец и брат, мужское воспитание, значит. Манер девочке не привили…
А красивая! До чего ж красивая!
Идвар вздыхал, всеми силами заставляя себя думать не о ней, а о деле, о бумагах, разложенных перед ним. Красивая…
*
Через день её пригласили опять на ужин, Аэлла удивилась, но приглашение приняла. Она-то думала, что в последний раз вела себя так, что отбила Мирону всякую охоту общаться, а оказывается. Ну, ладно. На этот раз она оделась попроще и решила держать себя в руках. Сходу сразу же извинилась за прошлое поведение:
— Может, я в прошлый раз довольно резкой была, извините. Так получилось.
— Извиняю… — он кивнул головой, приглашая к столу, протянул руку. Тёмные волосы его качнулись, сверкнули в свете свечей.
Аэлла быстро перекусила, голодной она не была, а вот за яблоко взялась, аккуратно счищая с него кожуру, спросила:
— Прошлый раз разговора у нас не получилось, да и мог ли он у нас получиться? — хмыкнула, убирая с ножа в тарелку узкую полоску яблочной кожуры. Идвар следил за её руками. Она не гнушалась сама себе почистить яблоко, хотя слуга стоял за спинкой стула. И сразу же почему-то вспомнились её слова: “А если бы я убила вас?” Конечно же, ножом, им она обращалась довольно ловко. Вдруг глянула прямо. — А вы не боитесь вот так приглашать меня, довольно часто, если подумать? Обвинят вас в дружбе с врагом, чем оправдываться будете?
— Разве это дружба?
— Как сказать. Со стороны, что хочешь, может показаться. Доложат вашему отцу, а он примет меры. Кстати, какие? — поглядела в упор.
— Вас арестуют.
Она засмеялась в ответ, отворачивая голову к плечу, тонкие завитые прядки волос, спускающиеся с висков, закачались, отбрасывая тени на щёки, шею. На этот раз на княжне было тёмно-синее платье с открытой шеей и широким
— Ничего нового у вас, до чего же скучно… Терять мне нечего, я уже под арестом…
— Под домашним, а посадят в тюрьму и подвергнут пыткам.
— Да-а? — она улыбалась. — Я сама сознаюсь, что готовлю заговор против короны… Вашим другом в самом деле быть опасно, и я думаю, что и девушки у вас нет, ах, да, я забыла, невест у вас выбирает сыновьям отец, — она разрезала яблоко на четвертинки и аккуратно вырезывала сердцевинку с косточками. — Будете? — она сама протянула ему кусочек яблока, и Идвар, глядя ей в лицо, протянул ладонь через стол. Их пальцы на мгновение встретились, и Аэлла отдёрнула ладонь с поспешностью, будто обожглась. Мирон так и держал руку на скатерти стола, глядел княжне в глаза, спокойно, сдержанно, потом медленно убрал, откусил от яблока кусочек.
— У меня ещё нет невесты. Отец не торопится. Он ждёт, когда у Майнора родится наследник…
— Чтобы вы не обошли его?
— Ну да, — Мирон кивнул головой, он сидел боком, откинувшись на спинку стула, прижавшись к ней затылком, и с закинутой головы смотрел в лицо Райронской княжны. — По закону трон у нас передаётся по горизонтальному принципу, по старшинству в роду. Чтобы его не нарушать, Мирон женится обычно после рождения наследника или незадолго до этого, чтобы трон Мирополя по преимуществу оставался у одной родовой линии… Хотя исключения были, когда Майнором становился сын Мирона…
— Да, у вас есть шанс… — она усмехнулась, откусила кусочек яблока.
— Навряд ли, что касается женщин, мой брат кого хочешь перещеголяет, мне за ним не угнаться, да и жена у него молода и симпатична…
— Наследник будет, — утвердительно проговорила Аэлла, снова откусывая от яблока.
— Будет, — согласился Идвар.
Они помолчали. Чтобы заняться чем-то, Аэлла принялась чистить второе яблоко. Мирон задумчиво следил за её руками. Брат был старше его на четыре года. С самого раннего детства король-отец выделял его, хвалил, не ругал за проступки, часто брал на охоту, он восхищался всем, что делал его наследник. Как он стреляет из лука, как сидит в седле, как красиво пишет, как отдаёт приказы. Идвар не получал и части того, что получал старший брат от отца. Ни ласкового слова, ни похвалы, зато скор был на наказание и расправу. Идвар в полной мере хлебнул законное положение Мирона при дворе, хотя принял это звание только в шестнадцать лет.
Матери своей он не знал, говорят, она умерла буквально после родов, болел и сам Идвар, но выжил вопреки всему. Младший брат, ему только четырнадцать, рождён королём от другой жены, но даже он, по мыслям Идвара, хлебнул в своей жизни меньше боли и унижения от отца, хотя тоже растёт Мироном.
Идвар не любил отца и боялся, и осознал это довольно рано. Он довлел над ним своим королевским положением, своим авторитетом, своей силой и властью решать участь всех и каждого, а его особенно.
А сейчас он догадывался, каким будет ответ на письмо в Мирополь. Он сохранил жизнь княжне, сделал это сам, своей волей, король обязательно сделает наперекор ему, и ещё отругает “за недалёкость, за глупость, за вырождённую кровь…” Он всегда так говорил, когда Идвар делал что-то по-своему…