Миротворец 45?го калибра. Сборник
Шрифт:
– Так, Жорес. – Ирка всегда отличалась напористостью и бескомпромиссностью. – Отгадай, что ты делаешь сегодня вечером.
– Мм… Я сегодня, это… занят, – соврал Жорик, пытаясь отвертеться.
– Правильно, занят, – не стала возражать Ирка. – И я сейчас скажу тебе, чем. Ты сегодня отвозишь нас с мамой на дачу. И никаких отговорок, Жорес, слышать ничего не желаю.
Возвращаясь с проклятой дачи, осатаневший от патологической болтовни своей будущей тещи Жорик мечтал лишь об одном – оказаться как можно скорее у себя на кухне, содрать пробку с бутылки сорокаградусной и сделать внушительный глоток прямо из горла.
– Пропади оно все пропадом, – вслух бранился Жорик. – Вечно на мне все ездят, я им что, двужильный, в конце концов? Так недолго и копыта отбросить. И после этого еще претензии – почему, мол, выпиваешь? Да от такой жизни последний абстинент запьет. Лошадь запьет от такой жизни.
Когда до дома оставалось всего-то полчаса езды, терпеть стало невмоготу. Жорик притер видавший виды «фордик» к тротуару, выскочил и посеменил к ларьку. Там он отоварился чекушкой, затем, недолго думая, отъехал, свернул в первый попавшийся переулок и в три приема чекушку опорожнил.
Неправедно угнетенный организм немедленно воспрянул, возрадовался и обрел вкус к жизни. На душе полегчало. Жорик закурил, завел свой «фордик», дал по газам и с ветерком поехал домой.
Пешехода перед капотом он заметил слишком поздно. Жорик успел лишь отчаянно крутануть баранку влево и избежать тем самым лобового наезда. Зацепив пешехода задком и отбросив его в сторону, «фордик» выскочил с дороги на трамвайные рельсы, прогрохотал по ним, снес бетонный поребрик по другую их сторону и оказался на встречной, по счастью, в это время пустынной. К чести Жорика, он не дал деру. Через полминуты он уже суетливо оттаскивал сбитого им мужика на обочину. Затем вызывал скорую и звонил в милицию. Еще через полчаса Жорика увезли в отделение, а пострадавшего – в больницу. Им оказался гражданин Андрей Кузьмич Черепков, известный также как отмотавший четыре срока вор-рецидивист по кличке Череп.
С нацелившимся взломать продуктовый магазинчик воришкой и намеревающимся разобраться с женой алкоголиком легко справилась Галка. Потом я утихомирил парочку распоясавшихся в ночном ресторане хулиганов, способствовал задержанию группы подколотых отморозков и отогнал от роддома сексуального извращенца, щеголяющего половыми органами под светом уличного фонаря.
К пяти утра обычно наступает затишье, желтые точки на экране сменяются зелеными, появление красных становится маловероятным, и это означает, что можно немного расслабиться.
– Устали, Олег Саныч? – заботливо спросила Галка.
– Нет, – ответил я. – Не устал.
Да, я устал. Смертельно устал за десять лет бессменной работы. С тех пор как у меня обнаружили паранормальные способности и пригласили для собеседования в «Ангехран» – институт, официально не существующий и не значащийся потому ни в одном документе. Тогда, десять лет назад, он еще не назывался «Ангехраном», он никак еще не назывался, да и института как такового не было. Была лишь горстка людей, решивших посвятить себя неблагодарной работе. «Ангехранцами» мы стали позже, когда один из нас пошутил, что мы – ангелы-хранители. Только не персональные, а общественные. Охраняющие людей от нелюдей. Тех, которые, по недоразумению, тоже считаются людьми.
Я устал. Устал работать без отпусков по двенадцать часов в сутки, получая за это мизерную зарплату. Устал от того, что у меня нет перспектив, нет личной жизни, по сути, ничего нет. И главное – устал осознавать себя богом. Хорошо, пусть не богом, пусть ангелом. Вынужденным принимать решения, влияющие на человеческие судьбы. А иногда и на жизни. Устал от парадоксальности детерминизма, от того, что решения эти зачастую не те, что пристало принимать человеку, а лишь те, которые возможны в будущем. Я не мог сдать насильника, грабителя или убийцу ментам, не мог велеть жертве уносить с места преступления ноги, не мог ничего, если в будущем эти события имели нулевую вероятность. Или настолько малую, что искать их надо было в шестом слое, а то и глубже – в слоях, паранормалу моего уровня не доступных.
Вот эта девочка. Ей девятнадцать – столько же, сколько было мне десять лет назад. И у нее сейчас столько же энтузиазма и восторженности, сколько во мне хладнокровия и цинизма. Она мечтает стать одной из нас. У нее обнаружили способности, такие же, как у меня тогда. Способности видеть возможное будущее и влиять на него. А кроме того, она училась в медицинском, пока не бросила, начав стажировку у нас. Нам крайне нужны врачи, просто необходимы. Их работа во много раз хуже моей – им предстоит ассистировать на хирургических операциях в тюремных и лагерных больницах, вживляя индикаторы агрессивности будущим клиентам.
– Иди домой, Галочка, – сказал я. – До конца смены вряд ли что-нибудь уже случится.
– Можно я останусь, Олег Саныч?
– Оставайся, – вздохнул я. – Хотя я на твоем месте уже был бы дома. В пяти минутах, к тому же, живешь. Отоспался бы, потом, проснувшись, почитал, посмотрел хороший фильм, сбегал бы на свидание.
– А вам не приходит в голову, – Галка вдруг покраснела, – что мне не хочется бегать на свидания?
– Вот как? И почему же?
– Иногда мне кажется, что для паранормала третьего уровня вы на удивление непроницательны, Олег Саныч.
Теперь настала моя очередь краснеть. Я пристально посмотрел на опустившую очи долу стажерку. Неужели… Я ведь уже давно забыл, что это такое. Или не забыл?.. Я почувствовал, как во мне вдруг зародилась и окатила теплым приливом волна нежности. Неужели эта девочка…
Додумать я не успел. Красная точка появилась внизу экрана и с приличной скоростью устремилась от периферии к центру – клиент явно передвигался на машине. Я навел сканер – этого человека я не знал. Залетный. Я быстро запросил на него информацию и сбросил ее на экран. Ершов Геннадий Степанович, сорока трех лет. Пятнадцать отсидел за умышленное убийство. Жесткое, даже жестокое скуластое лицо с перебитым носом и короткой стрижкой. Выдающийся вперед подбородок, взгляд твердый, решительный.
– Гнилой китаец, – скороговоркой начала считывать бегущую строку Галка. – Китайская гниль. Чушь какая-то, Олег Саныч. Подставили под мокряк, гниды, урыл бы обоих. Отмычка, старик дома один. Есть еще какая-то шалава, типа внучки. Китаец божился, что по ночам ее не бывает. Бл-дует по ходу, сучка. А хрен ли, если и бывает. Один мокряк, два – без разницы.
Галка вдруг резко замолчала.
– Что такое? – быстро спросил я. – Продолжай.
– Олег Саныч, мне кажется…
– Что кажется?