Миротворец
Шрифт:
А потом началось. Во-первых, Хелен сделала знаменитый Тот Самый Снимок, который потом разошелся не хуже фицпатрикова портрета Че Гевары. Рыжее солнце в рыжих волосах и щетине Эдика, голубые-голубые глаза, и рука сжимает руку турецкого раненого, просто аллегория милосердия, блядь. Кстати, тот парень выжил, и даже руку сохранил. Один из немногих турок, вспоминавших Эдьку только с благодарностью.
Эдик, конечно, привык торговать лицом во благо Свободной Дарго. Но чем это обернется впоследствии — как-то не подумал.
А во-вторых, на привале в промежуточном лагере, когда мы уже от всех дедушек и бабушек
— Отличная идея, между прочим, медиков полевым отрядам придать. Почему раньше мы не додумались?
Он сказал, а Люсик услышала. И на другой же день уведомила меня, что она в Архун не вернется. Останется с Алиханом в отряде подрывников.
Сначала я наорала на нее.
— Ты, девчонка! Ты понимаешь, что ты делаешь? Это один из последних рейдов на караваны, все! Завтра-послезавтра начнется пиздец! За вами будут гоняться по всем этим горам как за бешеными собаками!
— Я так решила, — уперлась Люсик. — Ты сама говоришь, что женщина может и должна все сама решать. Им нужен медик.
— Ты не медик! Ты коза из носа! Тебе пятнадцать лет!
— Я умею зашивать! Пули вынимать! Уколы делать! Перевязки! Шины! Я тебе ассистировала! Я Эдику ассистировала! Я могу!
Тогда я наорала на Алихана.
— Ты, джигит! Ты что мне рассказывал про «женщине на войне не место»? Ты соображаешь, что ей пятнадцать лет вообще?
— Ты мне доказала, что женщина на войне может справляться не хуже мужчины, — оскалился Алихан. — Я поверил.
— Она не женщина! Она ребенок еще! Ей пятнадцать лет!
— Если бы она не была сиротой и армянкой — уже бы просватали.
Я плюнула и пошла орать на Эдика.
— Эти горные козлы все свои мозги потеряли, когда на молитве лбом об пол бились, а ты куда смотришь?
— Она отлично справилась. Да, конечно, она не настоящий медик, но в полевых условиях ничего большего мы получить все равно не можем.
— Ты вконец охуел? Она ребенок!
— Слышу голос феминистки. Ты ее в Архуне запереть хочешь?
А потом я увидела, как Люсинэ смотрит на Эдика… Ну, короче, бесполезно ее в Архуне запирать. Сбежит.
— Слушай, — сказала я, сдаваясь, — ты хоть не отпускай ее от своего отряда. Сделай мне хоть эту божескую милость, пусть она будет у тебя и Алихана, присматривайте за ней.
На этом, само собой, не закончилось. Прецедент — дело такое, его только создай. Фазиль заявился в Архун в сопровождении нескольких молодых людей — в общем-то, мальчиков от шестнадцати до двадцати лет.
— Мне нравится идея придать каждой боевой групе медика, — сказал он. — Но такого не может быть, чтобы мусульманка жила с мужчинами, которые не родня ей. Ты должна подготовить этих парней. За месяц.
— Фазиль, давай внесем ясность. Ты хочешь, чтобы я за месяц дала этим парням ускоренный курс первой помощи… А ничего, что у нас сейчас нет раненых?
— Чем-то же занимаются твои девушки.
— Логистикой в основном. Складами. Батальоном охраны, местными, болячками по мелочи…
— Эти парни не будут заниматься болячками по мелочи. Ты будешь готовить из них медбратьев. Раненые появятся. Я заберу отсюда этих отъевшихся красавцев и пришлю тех, кто нуждается в лечении и отдыхе.
— Хорошо, — согласилась я. — Только скажи этим новым красавцам, что я майор АОД и если
Фазиль прочел этим парням дисциплинарную лекцию, но помогла она ненадолго. Юноши были недовольны, что их выдернули из боевых групп и послали учиться «женскому» делу. Они были недовольны, что приходится подчиняться женщине. Что приходится работать с женщинами, которые знают свое дело лучше их. Только занятия по теории они посещали исправно, и если случалась практика — готовы были обрабатывать раны. Но мыть пол и посуду, выносить утки и обмывать больных считали ниже своего достоинства. Я пригорозила как-то, что прострелю самому ленивому руку, а остальные будут на нем практиковаться. Мне поверили, такой у меня был грозный вид, но помогло ненадолго.
Бойцы, спустившиеся с гор на отдых и лечение, только подливали масла в огонь своими насмешками: «Эй, Ваха, когда ты наденешь косыночку, чтобы мы могли звать тебя Йиха?» Двое юношей не выдержали и сбежали. Остальных я через месяц с удовольствием спровадила назад. Видимо, качеством их как медиков Фазиль был недоволен, потому что больше никого на учебу не присылал. Люсик осталась единственной девушкой, работающей в поле.
А там становилось все опаснее. В разгаре лета турки, осатанев от безуспешных попыток наладить бесперебойное снабжение по воздуху, начали действовать так, как и предсказал Эдик: посылать в горы поисковые группы легкой пехоты. И хотя мы в принципе этого ждали, терять людей в ожесточенных столкновениях было не легче. Напрасно Эдик настаивал на том, что столкновений нужно по мере сил избегать, утомляя врага бесплодным кружением по горам: во-первых, не так-то легко уговорить горячего даргинского парня воздержаться от драки, а во-вторых, турки начали обстреливать с воздуха даргинские села. Не знаю, был то холодный расчет или остервенение, которое легко накрывает обе стороны в партизанских войнах, но несколько сел сгорели. Турки не опустились еще до того, чтобы жечь села вместе с жителями — но кого упрекали бы семьи бойцов, оставшихся без крова, за то, что отряды АОД были рядом и ничем не помешали?
Однажды ночью в Архун вкатился полуразваленный мотоцикл с коляской. К коляске был привязан полумертвый Анзор, к повязке на его груди — приколота записка от Эдика: между Чарпи и Калин-Юртом их отряд угодил в засаду.
На этот раз турок недооценили мы. Они догадались, что в Баку сидит «крот», и слили через него дезинформацию о ближайшем вертолетном рейсе. Вертолеты вылетели — но не грузовые, а боевые и десантные. Анзор, ожидая большого конвоя, как раз собрал несколько групп в одну, численностью почти под сотню, чтобы устроить туркам ад. В ад попали даргинцы.
Анзору повезло выжить. Его доставили к Эдику, тот вынул из него все железо и весь свинец, которым начинили его турки, отнял изуродованную вхлам ногу, зашил, перевязал и отправил в Архун, чтоб выходили.
Когда Анзор пришел в себя, он рассказал, что между Фазилем и Эдиком вышла ссора. Такое бывает, когда мужчины слишком устают и злость накапливается. Когда устают женщины, они безобразно скандалят. Когда устают мужчины, они сначала безобразно скандалят, а потом творят такую хуйню, что на уши не натянешь.