Мировая девчонка
Шрифт:
— Не-а, — покачала та отрицательно головой.
— Ну, вот, девушки, не спускали, а удостоверение — ку-ку! А может, под сиденье упало?
Он выбрался из машины и обследовал пол в салоне, но ничего не нашел.
— Плохо дело, — констатировал, морща лоб.
Но его заботы были в настоящий момент совершенно чужды беспечным женщинам.
— А почему плохо, Антоша? — соизволила все же поинтересоваться Элка.
— Потому что сама «ксива» ровным счетом ничего собой не представляет, таких на Старом Арбате сотню купить можно. Но на ней — моя фотография. Как говорится, легко узнаваемый вещдок. Вот, почему… Ладно, нечего пока
— А это очень важно, Антоша? — озабоченно спросила Элка, которую монолог Плетнева насторожил.
— Да, ну, как сказать? С одной стороны… С другой стороны… Нехорошо, конечно. Смотря, в чьих руках окажется, если я все-таки потерял где-то… Неужели ошибся, и оно там выпало?… Вернуться проверить? Это ж все — начинай по новой! Нет, Бог даст… Поехали! Слишком долго телимся, девушки дорогие…
Они обе расплылись от удовольствия.
Чтобы избежать новых, совершенно ненужных неожиданностей, а пуще того — проколов, Плетнев привез своих дам в центр, в переулки у Сретенских ворот, где в одном из валютных обменников обычно меняли свои деньги сотрудники «Глории» и где их хорошо уже знала работавшая в кассе не первый год Катюша.
Антон наклонился к окошку.
— Привет, Катенька!
— А, здравствуйте! — весело откликнулась та. — Много сегодня нужно?
— Много, но только в обратном порядке. Сколько там у нас требуется? — обернулся он к Светлане, прижимавшей пакет с деньгами к груди.
А Элеонора крупной своей фигурой перекрывала вход в «валютник», ставший мгновенно тесным.
— Семь тысяч, — почему-то шепотом ответила Света. — И еще немного, тут курс вон какой, — она кивнула на цифры над окошком.
— Тут для нас — самый выгодный курс, верно, Катенька?
Кассирша засмеялась:
— Так сколько надо?
— Семь тысяч с копейками. В доллариях, девушка!
— Это наберу, — успокоила кассирша, — давайте.
— Становись сюда, открывай свою заначку и выкладывай пачки. Катюш, а ты не падай в обморок, деньги вскладчину собирали — на святое дело.
Та засмеялась было, но когда в ее совок стали укладываться пачки, перетянутые резинками, поняла, что дело серьезное. Но работа, тем не менее, закипела.
С улицы кто-то спросил, скоро ли? И Элеонора, обернувшись, но прохода не освободив, независимым тоном важной начальницы объявила, что происходит обмен крупной суммы, и если кто торопится, то лучше поискать соседний обменник.
Антон оставил Светлану у окошка, а сам повернулся к Элке.
— Ну, что у вас дальше-то запланировано?
— А ты хочешь и дальше помочь нам? — со вспыхнувшей надеждой спросила она.
Видно, решила, что он свою миссию завершил и сейчас уйдет в свое агентство. А им с новыми тысячами еще ехать на Кожуховскую набережную, а потом с лекарствами мчаться в район Комсомольского проспекта, в Лечебный центр, где и будут оперировать сына Светланы. В общем, туда-сюда, и концы, вроде, невеликие, но — общественный транспорт, пересадки, толчея, — Господи, и когда ж эти мучения закончатся?!
Элеонора Владиславовна, как женщина ответственная, сознавала, что в данный момент оставлять Светлану одну — это преступление, особенно, в ее-то душевном состоянии. Такое пережить — не шутка! И если бы Антон со своей машиной?… Хоть и долго, если иметь в виду пробки, но ведь и безопасно! Однако просить его об этом после всего, что он уже для них сделал, она считала не совсем приличным. Вот если б он догадался и сам предложил?…
Все эти мысли были настолько отчетливо написаны на ее круглом, озабоченном и таком милом лице, что Антон засмеялся. А она словно загрустила.
— Ну чего ты? — подмигнул ей теперь уже он. — Помогу я вам, куда ж мне от вас сейчас? Не дай, Бог, у вас еще и эти отнимут, тогда — совсем…
Он махнул ладонью, а она цепко поймала ее и мгновенно прижала к своей груди, будто хотела убедить его, что ее сердце бурно колотится от волнения. Действительно колотится. И хорошо колотится — крепко, ритмично, знать, здоровья не занимать…
А, была не была! Она увидела, что он решился, и расплылась в улыбке. С этой минуты она совершенно успокоилась.
Антон отвез женщин на Кожуховскую набережную, в офис Семена Абрамовича. Светлана пошла к нему одна и вскоре вернулась с двумя целлофановыми пакетами, в которых находились коробки с лекарствами. Не так их и много было, но — валютные. В швейцариях всяких произведены, в америках и прочих европах. Где она — великая советская фармакология?! Антон-то знал, какими лекарствами надо, или можно, пользоваться. Раньше как говорили? Когда надо, мы умеем. И там, где работал спецназ, своих лекарств им всегда хватало. А теперь их нет. Были — и нет. Посредники зато есть, и много их… Да что тут говорить!.. Спасибо, что хоть за валюту, но достать можно. Значит, и вариант с мальчиком, Игорьком, далеко не смертельный, — вот как получается, добрый доктор Айболит. Зла не хватает…
А, собственно, чего злиться-то? По дороге в Хамовники поговорили, застревая в дорожных пробках, позлословили, а толку? Никуда ж от реальности не денешься…
Когда проезжали мимо обменника, где «обули» «девушек», Плетнев усмехнулся и кивнул им за окно. Они посмотрели, переглянулись — Элка теперь сидела на переднем сиденье, куда перебралась, пока Света ходила за лекарствами, да так и осталась, — покачали удрученно головами и… заулыбались, глядя на Антона.
Ну, все, наконец, прибыли. Антон вышел, открыл заднюю дверцу и помог Светлане выйти, подал пакеты с лекарствами. Она смотрела на него, желая что-то сказать, но не решаясь. Он засмеялся:
— Дайте, Света, я вас поцелую, и пусть Бог вам поможет. И хороший доктор.
— Вы не представляете, как я вам благодарна, — прошептала она, и слезы снова стали скапливаться в ее глазах.
— Отлично представляю. И глубоко сочувствую. А вот плакать не надо. И зачем красивой женщине плакать? Все будет хорошо, верьте!
— Хотелось бы… — почти выдохнула она.
Плетнев, проявив неожиданную решительность, с приятельской развязностью потянулся к ней губами, хотел просто чмокнуть — ну, как ребенка или подружку, но неожиданно ощутил бархатное и такое нежное тепло ее кожи, что задержал губы, прижав их к ее щеке. А она не отстранилась и даже, показалось, сама, как бы инстинктивно, тоже прижалась щекой к нему, словно к своей защите. Глубоко вздохнула, набрала в грудь воздуха и, замерев, медленно повернула голову и совсем близко посмотрела ему в глаза. Явно хотела сказать еще что-то, даже губы ее приоткрылись и чуть вытянулись к его губам. Но что-то произошло. Она вздрогнула, и он немедленно отстранился, не понимая, из-за чего, по какой причине.