Мировая холодная война
Шрифт:
Флеров говорил прямо: необходима работа над быстрыми нейтронами — она приведет к бомбе. Для ее создания необходимы два с половиной килограмма чистого U235, что составит сто тонн тринитротолуолового эквивалента. Он предложил эскиз огромной пушки. Навстречу друг другу движутся с большой скоростью две полусферы с Ураном-235. Флеров предложил идею «компрессии активного материала».
Невидимо для всех началась еще одна битва. По мере того, как британские и американские ядерщики начали продвижение своего атомного проекта, их коллега Клаус Фукс, бывший коммунист, покинувший гитлеровскую Германию еще в 1933 году, начал передавать сведения об этом проекте сотруднику советского военного атташе. Чуть позднее связным Фукса стала некая «Соня»— жена летчика королевских военно-воздушных сил. 3 октября результаты британских исследований были доложены американскому руководителю проекта Конанту, который передал основное Рузвельту: взрывающаяся основа атомной бомбы будет весить примерно двадцать пять фунтов, взрывной эквивалент — 1800 тонн тринитротолуола. Проект будет довольно дорогостоящим. Все это было уже доложено
Но немцы стояли под Москвой, обстановка была критическая и на несколько месяцев донесения, пришедшие от Фукса (который до отъезда в США для совместной работы с американскими ядерщиками шесть раз встречался с представителями советской военной разведки) лежали под спудом. Мы видим, что советское руководство обращается к его информации, из которой следует, что проблема атомной бомбы в принципе — в теории — уже решена и что следующим этапом будет практическая реализация этой теории.
В мае 1942 года правительственные органы обращаются в Академию наук с запросом, существует ли реальная основа для практического применения атомной энергии и насколько велика вероятность создания атомной бомбы другими странами. Ответ был осторожным и, в основном, сводился к тому, что завеса сугубой секретности должна наводить на мысль о проводимых в ряде стран практических работах. В апреле 1942 года представители разведки передали в Научно-технический совет записную книжку немецкого офицера, найденную на южном берегу Азовского моря, в которой содержался список материалов, необходимых для создания атомной бомбы. В записной книжку, прибывшей из 56-й армии, приводились вычисления выхода энергии, высвобождаемой критической массой урана-235. Советские эксперты пока еще скептически отнеслись к идее расходовать в 1942 году миллионы рублей на исследования, которые дадут результаты лишь через 10-20 лет. И лишь письмо Флерова Сталину укрепило точку зрения Кафтанова и Балезина, что, имея доказательства работы немцев в данном направлении, следует начинать работу над советским проектом — они направили соответствующее письмо в ГКО, рекомендуя создать ядерный исследовательский центр. Кафтанова, представлявшего научно-технический совет, вызвали к Сталину (конец весны 1942 года или начало лета 1942 года) и разговор был конкретный. Кафтанов признал, что проект, стоимостью 20 — 100 млн. рублей может не сразу дать результаты, но отказ от работ будет еще более опасен.
В августе 1942 года Флеров, написавший Сталину письмо о возможности создания атомного оружия, направляется в Казань. В Москве тем временем Вавилов, Вернадский, Иоффе, Хлопин и Капица обсуждают целесообразность продолжения ядерных исследований. Проект предложено возглавить Иоффе, но тот, ссылаясь на свои 63 года, предлагает поручить его Курчатову и Алиханову. Оба они приезжают в Москву 22 октября 1942 года. Курчатов приехал уже с проектом проведения подобных работ, и тогда именно ему поручили побывать в русских городах — чтобы определить, кто может быть полезен в атомном проекте. В списке Курчатова стояли Алиханов, Кикоин, Харитон, Зельдович. Курчатов возвратился в Казань именно в день осуществления Энрике Ферми цепной реакции в Чикаго. Курчатов убеждается в реализуемости проекта, он перестает бриться «до победы над немцами» и отныне окружающие (а затем и весь мир) знают его с бородой. По свидетельству Молотова, Сталин хотел знать мнение о проекте наркома химической промышленности Первухина — именно тот посоветовал ознакомить с секретными данными физиков. Именно тогда разведка знакомит Курчатова с материалами Фукса и прочими данными о работе над атомным оружием зарубежом.Возможно, решающее значение имела беседа Первухина с Курчатовым, который указал на «возможность осуществления мгновенной реакции в уране-235 с выделением громадной энергии». Видимо немцы уже идут по этому пути, они могут получить в свои руки оружие громадной разрушительной силы. Курчатов поддержал предложение Флерова возобновить работу над урановой проблемой. Письменно изложенные соображения Курчатова, Алиханова и Кикоина (из лаборатории Уральского политехнического института) были переданы Молотову. Тогда-то Молотов и сообщил Курчатову о назначении его руководителем атомного проекта. Молотов: «Вызвал к себе Капицу, академика. Он сказал, что мы к этому не готовы, и атомная бомба — оружие не этой войны, дело будущего. Спрашивали Иоффе, он тоже как-то неясно к этому отнесся. Короче, был у меня самый молодой и никому еще никому не известный Курчатов. Он произвел на меня хорошее впечатление».
В один месяц с завершением Сталинградской битвы — в феврале 1943 года создается организация исследований по использованию атомной энергии. Поразительно, градской операции получил название «Уран». Но это будет позже. Мы же находимся в том периоде, когда зимний порыв Красной армии, демистифицировавший вермахт, (впервые после Семилетней войны показавшей возможность бить немцев) начинает ослабевать. Немцы приходят в себя и, ожесточенные, начинают готовить реванш за декабрь 1941 года.
Ядерный секрет
Несколько позже президент Рузвельт и премьер Черчилль будут (летом 1942 г.) совещаться о программе создания атомного оружия. Было решено не ставить своего советского союзника в известность об этом многообещающем проекте. 1942 год невозможно понять без обращения к процессу создания нового вида оружия, к которому в этом роковом году обратились участники мирового конфликта. Весной 1942 года американские ученые увидели реальные перспективы работы по атомному проекту. Девятого марта ответственный за этот проект В. Буш доложил Рузвельту: «Мы создаем нечто гораздо более эффективно, чем предполагали ранее». В Америке соизмеряли возможности германского продвижения в этой сфере с тем, что становилось
Лето 1942 г., видимо, является самой низкой точкой для стран антигитлеровской коалиции. Европа почти целиком находилась в руках нацистов, а в Азии японцы устремились к Индии и Австралии. В середине 1942 г. антигитлеровская коалиция пережила своего рода критический период, связанный с тем, что противники на всех фронтах теснили великую коалицию, и переломить эту тенденцию никак не удавалось. В Атлантическом океане германские подводные лодки грозили изолировать Америку от основных полей сражений в Европе. В Тихом океане японцы, несмотря на большие потери у острова Мидуэй, не сбавили скорости своего продвижения на юг и на восток, к Австралии. На южном фланге советско-германского фронта вермахт не прекращал давления, тесня Красную армию к кручам Кавказа и волжским берегам.
Но существовал и невидимый фронт науки, где исследования и разработки могли перевернуть хрупкий баланс, неустойчивое соотношение противостоящих сил. Никто не имел доступа к ядерным исследованиям в тоталитарной Германии, но было точно известно, что германская наука на этом направлении движется вперед. Нацистские вожди уже предвкушают. Геббельс пишет в дневнике: «Исследования в области атомного оружия достигли той точки, когда результаты уже могут быть использованы. Грандиозные размеры разрушений могут быть осуществлены минимальными усилиями… Современная техника дает в руки человеческих существ невероятные средства разрушения. Германская наука находится в авангарде исследований в этой области. Важно, что мы находимся впереди всех, ибо тот, кто осуществит революционный прорыв в научных изысканиях, имеет наибольшие шансы добиться победы».
Рузвельт определенно знал, что германские физики идут той же дорогой, и судьба войны во многом зависит от научных успехов. Его главный научный консультант в этой сфере Дж. Конант (в общем и целом, как и Рузвельт, оптимист по натуре) определил, что немцы, возможно, на год опережают американец, тогда как даже «трехмесячное отставание было бы фатальным».
Зная о ядерных разработках немцев, лидеры западных стран ищут пути обгона. Рузвельт и Черчилль на встрече летом 1942 года немало часов посвятили «трубочным сплавам», как, согласно английской терминологии, назывался проект военного использования атомной энергии. Именно в эти дни, видя реальную опасность дезинтеграции Британской империи, Черчилль согласился предоставить результаты всех работ английских физиков и согласился при этом на главенство в атомном проекте американцев. В июне 1942 г. Рузвельт поручил военному министерству взять работу над проектом в свои руки. С целью централизовать организационные усилия Рузвельт назначил бригадного генерала Лесли Гроувза главным ответственным за реализацию проекта «Манхеттен». Он руководил всеми задействованными силами и средствами. В рамках корпуса армейских офицеров был создан особый отдел, перед которым стояла задача осуществить крупномасштабные разработки и исследования в наглухо отгороженных от внешнего мира лабораториях, на дальних и закрытых полигонах. Свое название проект «Манхеттен» получил в августе 1942 года.
В конечном счете скрытый в глубине статей бюджета проект «Манхеттен» обошелся американской казне в 2 миллиарда долларов. Было построено тридцать семь испытательных установок в одиннадцати штатах США и в Канаде. В реализации проекта участвовало примерно 120 тысяч человек (такие оценки давал Р. Патерсон Г. Стимсону 25 февраля 1945 г.). Рузвельт, полагает американский историк М. Шервин, «думал, что бомба может быть использована для создания нового мирового порядка, он, по-видимому, считал, что угроза ее применения более эффективна, чем любые возможности международного сотрудничества». И, по мнению Рузвельта, хотя мир будут контролировать «четверо полицейских», лишь США будут владеть атомным оружием.
Начиная с 1942 года главным экономическим рычагом Соединенных Штатов становится ленд-лиз. У администрации Рузвельта был уже годичный опыт связей с союзниками. Белый дом уже ощутил значимость этого орудия американской внешней (и военной) политики и внутреннего роста. В отношении Советского Союза (безусловно благодарного за помощь по ленд-лизу) были тревожащие советскую сторону задержки, имевшие большую значимость в этот суровый год. Согласно советско-американским договоренностям, США должны были поставить к 1 апреля 1942 г. 42 тысячи тонн стальной проволоки, а поставили лишь 7 тысяч; нержавеющей стали — 22 тысячи тонн вместо 120 тысяч, холодного проката — 19 тысяч тонн вместо 48 тысяч и т. п. Президент Рузвельт сказал, что только англичане оказались для России еще менее надежными союзниками. «Они обещали предоставить в распоряжение русских две дивизии и не предоставили вовсе. Они обещали им помощь на Кавказе. И не оказали ее. Все обещания, данные англичанами русским, оказались невыполненными… Единственная причина, почему мы до сих пор ладили с русскими, заключается в том, что мы пока выполняли свои обязательства». Лишь в июле-августе 1942 г. американские поставки, приблизились к намеченным цифрам. Понадобился год — и какой год — чтобы американская помощь стала подлинно реальным фактором войны.