Мировая кабала. Ограбление по…
Шрифт:
В активах многих «продвинутых» западных компаний на такую «виртуальную стоимость» приходится сегодня большая доля, чем на основные фонды. Так, в активах компании «Кока-Кола» эта доля в конце прошлого десятилетия (1999 г.) составила 96 %! Указанная компания была рекордсменом по абсолютной величине стоимости своей торговой марки — 77,5 млрд. долл. Эта цифра превышала стоимостной объем ВВП таких стран, как Филиппины или Чили.
Следующие за компанией «Кока-Кола» места по стоимостной оценке торговых марок занимали следующие корпорации (в скобках — стоимостная оценка в млрд. долл.): «Майкрософт» (70,2), «Ай-Би-Эм» (53,2), «Интел» (39,0); «Нокиа» (38,5); «Дженерал
Впрочем, брендовый бизнес сегодня вышел за пределы производства бытовых товаров, общественного питания и торговли. Он все активнее захватывает также финансовый сектор, в том числе банковский бизнес.
По данным лондонского журнала «Banker», в 2009 г. (между прочим, время кризиса) бренд британского банка HSBC оценивался в 25,4 млрд. долл. (19 % общей рыночной капитализации банка), американского Bank of America — 21,0 млрд. долл. (30 %), американского Wells Fargo — 14,5 млрд. долл. (13 %). У некоторых финансово-банковских учреждений доля бренда в рыночной капитализации приближалась к 2/5 (American Express, Barclays).
Так что сегодня в теорию кредита, изложенную в наших учебниках, надо вносить коррективы: банковский процент — это не только плата за «воздержание» или «риск», но еще и плата за бренд. Ведь, получая кредит, например, в британском (ротшильдовском) HSBC, клиент не просто решает свои финансовые проблемы, но еще и повышает свой рейтинг. То есть доллар кредита от HSBC, согласно теории рыночного либерализма, равен двум или трем долларам, полученным от какого-то коммерческого банка в Урюпинске. Особенно учитывая, что заботливые рейтинговые агентства постараются банку в Урюпинске дать низкую или даже отрицательную стоимость бренда.
Кредиты в «обществе потребления»
На «фронте» борьбы за кредитное закабаление физических лиц важнейшими методами являются: ипотечные кредиты, кредиты на приобретение автомобилей и других товаров длительного пользования, кредитов на обучение, кредитных карточек и т. п.
Чековые книжки, пластиковые карты, потребительские кредиты — «изобретения», нацеленные на то, чтобы сделать человека потребителем в первую очередь не товаров и услуг, а денег — «продукта», производимого ростовщиками. Об этих «изобретениях» мы специально говорить не будем, т. к. они хорошо описаны в любом учебнике по «экономике». Чаще всего их описание сопровождается комментариями, что эти инструменты кредита создают «серьезный вклад в дело прогресса человечества».
Обратим особое внимание на такое «изобретение» банкиров, как ипотечные кредиты, которые широко стали использоваться с начала прошлого века. Это «изобретение» — «мина замедленного действия», которая периодически «взрывается» то в одной, то в другой стране. Два года назад она «взорвалась» в Америке (так называемый «кризис ипотечного кредитования») и дала толчок началу мирового кризиса. Это «изобретение» до последнего времени подавалось средствами массовой информации и «профессиональными экономистами» как главный способ «решения жилищной проблемы» в условиях «рыночной экономики». На самом же деле это важнейший способ наращивания долговой пирамиды в «экономике» и решения ростовщиками своих «шкурных» проблем. До начала XX века жилищная проблема решалась другими, гораздо более простыми, понятными и безопасными для простого человека способами.
Предоставим слово современному английскому экономисту (без кавычек) М. Рауботаму, который в прошлом десятилетии об ипотечных кредитах писал следующее:
«Из-за больших сумм, вовлеченных в оборот, ипотека играет жизненно важную роль в обеспечении деньгами современной рыночной экономики. Дома являются наиболее дорогим товаром из потребительской корзины, и они, следовательно, являются тем товаром, нехватка денег на покупку которого, является наиболее чувствительной и очевидной. По этой же причине ипотека в высшей мере эффективна для создания и предложения денег остальной экономике. Жилищные ипотеки порождают большие суммы денег, а погашение их растягивается на долгие годы. Это означает, что создаются большие количества денег, которые будут обеспечивать экономику на протяжении многих лет. Деньги, созданные ипотекой, циркулируют в экономике, предоставляя средство обмена, которое позволяет осуществлять покупку и продажу менее дорогих товаров и услуг. Другими словами, ипотека „покрывает“ до определенной степени имманентно присущий недостаток денег и таким образом выступает в качестве денежного предложения для остальной экономики. Таким образом, долгосрочная имущественная ипотека играет основную роль в финансовой экономике, базирующейся на долге…» [114] .
114
Michael Rowbotham. The Grip of Death. A Study of Modern Money, Debt Slavery and Destructive Economics. Charlbury. Carpenter Publishers, 1998, p. 16.
При этом создается лишь иллюзия, что ипотечные кредиты решают жилищную проблему. О том, как происходит формирование этой иллюзии, тот же Рауботам объясняет на примере его родной страны — Великобритании: «Мы провозглашаем себя демократическим обществом, базирующемся на праве собственности, но опыт говорит о совершенно ином. В 1963 г. примерно 3 млн. домов находились в ипотеке (т. е. в залоге). К 1996 г. число объектов собственности, находящихся в ипотеке, увеличилось до 11 млн., что равнялось 45 % всего числа домов в стране. Иногда говорят, что благодаря ипотеке все большее число людей становится собственниками домов. Но это не так! Эти дома находятся в залоге, и вам не принадлежит дом, который является объектом ипотеки…
Факты и цифры по США, Германии, некоторым другим странам Западной Европы, Японии, которые Рауботам приводит в своей книге, показывают, что за пределами Великобритании задолженность по ипотеке еще более драматичная, и ни о каком „обществе собственников“ говорить не приходится. Он отмечает общую для всех стран тенденцию: все большая часть жилого фонда оказывается заложенной, т. е. простые люди являются не хозяевами, а лишь жильцами, причем со все растущей задолженностью, для погашения которой уже не хватает жизни.
Так, период 1970–1980 гг. доля жилого фонда, находящегося под залогом, в Германии возросла с 46 до 57 %; в Дании за 1965–1980 гг. — с 71 до 88 %. Что касается Японии, то там „сроки ипотеки стали столь растянуты, что завершать погашение долга нередко приходится наследникам и родственникам должника“» [115] .
Некоторые эксперты до сих пор удивляются: как это американское государство «проспало» наступление ипотечного кризиса в 2007 году? А ведь ситуация была крайне напряженной еще по крайней мере за десять лет до наступления этих событий.
115
Op. cit., p. 20.
Как отмечает М. Рауботам, исследование, опубликованное в 1997 г. одной ведущей федеральной кредитной организацией, показало, что «сумма непогашенной ипотечной задолженности в США составила 4,2 трлн. долл., т. е. имело место удвоение за десять лет» [116] .
Приведенные автором цифры проливают истинный свет на финансовое положение американцев, которые всю свою жизнь вынуждены работать на ростовщиков, передавая эту тяжелую обязанность своим детям и внукам. В США постоянно стимулировался рост потребительских настроений посредством навязывания кредитов на покупку не только домов, но также товаров длительного пользования. Следовательно, значительную часть физического имущества американцев — физических лиц можно рассматривать как находящуюся в пользовании, но не собственности.
116
Op. cit., p. 17.