Миртовск. Трагедия одного города

Колесов Никита

Достал водку, достал из холодильника остатки паштета, хлеб, намазал паштет на хлеб, налил водки полрюмки, выпил и тут же закусил. Вытащил из пепельницы сигаретный окурок… Как хорошо, что я курю по полсигареты, вот в такие моменты, такие безденежные дни хвалю себя за это.

Закурил, включил музыку в плеере, мне хотелось что-то помедленнее, что-то по душевнее. Найдя подходящего исполнителя, налил еще водки, выпил, потом еще и еще и…

– Настя, ты тут?

– Паша, любимый мой, ну куда же я от тебя уйду? – сказала Настя, улыбаясь.

Мы были с ней в Миртовске или

не в Миртовске, мы были как будто в нашем городе, но он не был наш. Серые дома освещало чёрно-белое солнце, дороги вели в какую-то неизвестность.

Настя держала меня за руку и улыбаясь вела прямо по дороге, навстречу шли люди, у которых не было лиц. Я видел их одежду их прически, только лица отсутствовали. Мы завернули за угол дома и оказались на центральной площади. Перед памятником Ленина располагалась сцена, оттуда играла музыка, которую обычно играю со своей группой. Я присмотрелся и увидел, что моей группы нет, но музыка была живая, она была настоящая, как будто инструменты сами играли.

– Посмотри, как хорошо играют, правда, необыкновенно бодрая музыка? – повернувшись ко мне, спросила Настя.

– Настя, ты что, не видишь что на сцене никого нет – посмотри?

– Как же, дурашка, нет? Вон же весь состав – она указала рукой, но я не видел никого, это было очень странно.

Перед сценой неподвижно стояли люди, у них тоже не было лиц, головы были подняты – я понимал, что они все смотрят на сцену, но лица, как и у прохожих, отсутствовали.

Мы прошли мимо сцены, двинулись вверх по улице, мы направились прямо к подножью горы сзади находился тот самый “Склеп”, секунда – и мы уже опять на улице Миртовска, секунда – и на подножье, мы гуляли вместе, взявшись за руки. Обстановка менялась, менялась постоянно. Вокруг появлялись и пропадали люди. В какой-то момент понял, что я не Миртовске, а в другом городе. Я как будто в негативе. Все вокруг черно-белое, а цветная только моя Настя, она светилась, как солнце, и так же как солнце, вела меня за собой. Я смотрел по сторонам, замечая что во всех домах нет света, черные окна, черные ставни, дома без души, дома – безмолвные наблюдатели.

Мы сделали несколько шагов и по мановению волшебной палочки оказались уже у подножья горы. Девушка подвела меня к краю отвесной скалы и прошептала нежно на ухо:

– Пройди вперед, посмотри вниз. Посмотри, какая красота.

Я сделал прямо несколько шагов, посмотрел вниз и увидел Миртовск, он был как на ладони, он был повсюду, казалось, что город не имеет границ.

– Я не знал, что наш город такой большой.

Она, улыбнувшись, нежно произнесла:

– А это и не наш город.

Не понимая, о чем говорит моя любимая, я повернулся к ней:

– Ты о чем, дорогая?

Я посмотрел еще раз, и только сейчас до меня дошло, что все те огоньки, которые я принимал за мелькающие вывески магазинов и фонарных столбов, на самом деле … это звезды, да, разноцветные звезды.

– Любимая, но это же … звезды!

– Да, Зайчик.

– Но как это возможно? – изумился я.

– Все возможно, а мы сейчас находимся за звездами, и все они пoд нашими ногами. Oни близки, как будто их можно потрогать руками. Все звезды – это чьи-то души, которые горели в жизни и остаются гореть после смерти, они умерли, так не закончив свое дело. Некоторые умирали молодыми, некоторые – старыми. Одни от болезни, другие от суицида, но они горели до последнего вздоха, потому что мечтали. Именно мечта превращает душу в звезду.

Я понимал, к чему клонит Настенька, и воодушевленно спросил:

– Это значит, что ты не против моего хобби и будешь меня поддерживать?

– С тобой не так все просто, посмотри на себя! – я начал рассматривать свое тело.

– Что ты видишь? – спросила девушка.

– Я вижу, что на мне надета та же футболка, те же кроссовки, у меня все то же самое, но…

– Что но?

– Настенька, я черно-белый, я как те остальные люди, которых мы с тобой видели. Я как силуэт на черном фоне.

– Любимый, ты не светишься, подобно звездам, ты есть та крупица темноты, которая скрепляет звезды между собой. Пойми, что в промежутках между ними есть чернота, и это тоже души. Души людей, которые живут одним днем, у них нет великой мечты, но они тоже люди. Если бы их не было, как бы мы с тобой могли бы различить звезды? Мы знаем, что свет есть свет только потому, что его окутывает тьма.

– Ты для меня звезда, ты моя звезда, я хочу, чтобы ты светил для меня.

Я, ничего не понимая, посмотрел на любимую, она больше не светилась, сейчас она выглядела не как человек без лица, она выглядела как тень, однородная масса.

Настя меня поцеловала. Эта масса меня целовала, я чувствовал ее нежность и страсть и на минуту действительно поверил, что у нас и не было никакой ссоры, в голове пролетела картина счастливой семьи, где я одетый в белую рубашку и брюки, везу красную коляску и улыбаюсь. Счастье переполняет мою душу. А рядом в легком летнем платье с вишенками по окантовке идет Настя и тоже помогает мне катить коляску одной рукой, она смотрит на меня, и ее улыбке нет предела.

Чувствуя поцелуи, немного отстраняюсь и спрашиваю ее:

– Настенька, что же нам делать?

Она улыбается, наклоняется над моим ухом и шепчет:

– Помоги мне вздохнуть.

Я хочу ее переспросить но сон начинает разваливаться. Чувство поезда, разрезающего своим гулом девственно-тихие леса… Мой сон разорвал звук будильника.

Открыв глаза, еще какое время приходил в себя, сначала не понял вообще, что происходит, потом начал все осознавать. Это что же получается? Это был сон … опять дурацкий сон, да как такое возможно? Посмотрел на руки, на обстановку … Все было цветным – это был просто сон.

Я поднялся на удивление легко, хотя предполагал, что буду умирать с похмелья, выпил стакан воды, нашел в пепельнице окурок, закурил его.

Начал готовить завтрак, продуктов было немного, но я смог сделать себе яичницу-глазунью, съел блюдо без удовольствия. Тут из комнаты раздался рингтон телефона, на дисплее четко светилось имя «Тёмыч», я ответил.

– Алё.

– Пашок, ну ты с ума сошел, ты что, еще дрыхнешь? А кто в поход пойдет? – как всегда бодрым, веселым голосом спросил он.