Миры Альфреда Бестера. Том 3
Шрифт:
— Да, верно.
— Где она сейчас?
— Не скажу.
Гретхен услышала рядом вздох ужаса, вырвавшийся у Омара.
— А знаешь?
— Да.
— Но не скажешь?
— Нет. Ни за что.
Она снова услыхала, как задохнулся Омар.
— Тебя связывает договор?
— Нет, милосердие. Наступило молчание. Шейх Омар прошептал:
— Очень сожалею, но это конец. Я бессилен защитить тебя.
Закрывавшее лицо мумии покрывало колыхнулось. Один из шейхов склонился, чтобы услышать шепот, затем выпрямился.
— Отец-Ооп доволен твоей стойкостью. Отец-Ооп доволен твоей силой. Отец-Ооп говорит, что вам двоим следовало бы родиться
— Я благодарю Отца-Оопа.
— Отец-Ооп спрашивает, чего ты хочешь.
— Информации.
— Чем ты собираешься расплачиваться?
— Ничем. Я прошу об одолжении.
— Отец-Ооп твой должник?
— Нет.
— Неважно, тебе будет оказано одолжение. Спрашивай.
— Благодарю. ООП торгует любыми наркотиками. Не появилась ли недавно на улицах Гили новая дурь, в которую входит невероятно редкий металл прометий? П-Р-О-М-Е-Т-И-Й.
Общение через двойной комплект посредников заняло, казалось, вечность, но ответ наконец-то прозвучал:
— Нет.
— ООП известны все источники поступления наркотиков. Возможно ли, чтобы толкач потихоньку сотворил что-то новое и начал предлагать это на улицах?
Новая проволочка, затем ответ:
— Решительно нет. Нашим Enforceurs [17] не позже чем через неделю все было бы известно. Они не сообщали ни о чем новеньком, ничего, что производилось бы частником или в промышленном масштабе.
17
Стражи порядка, т. е. рэкетиры-вышибалы (фр.).
Гретхен разочарованно вздохнула:
— Тогда у меня все. Благодарю, Отец-Ооп. Мое почтение и благословение всем вам.
Она повернулась к выходу.
— Постой, будь любезна. — Свистящий шепот был тихим, но таким же пронизывающим, как шипение гадюки.
Гретхен застыла в изумлении и обернулась — Отец-Ооп сама заговорила с ней!
— Ты не из фалашей. Ты Гретхен Нунн, могущественная и уважаемая.
— Благодарю вас, Отец-Ооп.
— Ты сама всего добилась.
— Вы оказываете мне честь.
— Если бы ООП предложила тебе контракт, ты приняла бы его?
— У вас же есть своя организация.
— Ты приняла бы его?
— Чем я могу быть вам полезна?
— Ты приняла бы его?
— Как взятку?
— Нет, не как взятку. Ты приняла бы его?
— Я не могу ответить на этот вопрос, пока не узнаю, почему он мне задан.
— Ты на редкость отважна, независима, умна. У тебя есть и редчайшее — благоприобретенное — нахальство. Так ты приняла бы его?
Гретхен стала поддаваться несокрушимой воле, силе, которая неудержимо исходила от этой ссохшейся фигурки. Ей вдруг припомнилась Цу-Чи — последняя вдовствующая императрица Китая, коварством, убийствами, блеском очарования и тонкостью ума проложившая себе дорогу от койки рабыни-наложницы к Поднебесному Трону.
Она заговорила, тщательно подбирая слова:
— Я приму и выполню все и всяческие контракты при одном условии — они не должны причинять прямого вреда никому и ничему. Я не разрушительница. К великому сожалению, я не всегда могу предвидеть все отдаленные последствия, но за это уже в ответе я сама, а не мой заказчик.
— Да-да-да, — донеслось шипение, — я довольна тобой. Очень довольна. Я устрою нам еще одну встречу, и ты тоже останешься
Шейх Омар — воплощенная любезность и море лести — проводил ее к выходу из Оазиса. Гретхен перевела дух и содрогнулась.
— Бог мой! При ней я снова почувствовала себя ребенком!
Шима полагал, что уж ему-то известны наперечет все производители медикаментов, аптеки и фармацевтические лаборатории в Гили — это в конце концов было частью его работы, но такого монстра он не ожидал встретить.
Покосившийся каменный дом в Гнойном тупике был залеплен бумажками с криво нацарапанным предупреждением: «Здание разрушается!» — надписи были, пожалуй, современниками Декларации независимости. Ржавая вывеска, крепко прибитая к еле держащемуся кронштейну, гласила: «Рубор Тумор». Буквы были обведены рисунками, на которых недвусмысленно и гротескно изображались эрогенные зоны. Кучка порочного вида зевак околачивалась возле витрины, в которой на прозрачный экран проецировалась крутая порнуха — поцарапанной и мутной киноленте было лет сто. Кое-кто из глазевших вяло и безуспешно пытался онанировать.
Шима вошел в «Рубор Тумор» под пронзительный свист насмешливых гуляк. Внутри он молниеносно сориентировался.
— Боже ж мой! — вырвалось у него — Да это заведение — ровесник тысячелетия! Треклятый музей — вот это что!
Повсюду громоздились чаны, бочонки, оплетенные бутыли, мензурки, колбы и реторты, черпаки и мерные стаканы.
«Еще не грабанули ни разу? — озадачился Шима. — Как это? Почему?»
На стеллажах, как в сотах, торчали склянки с давно устаревшими зельями — склянки и ярлычки были такой же древности, как и остальное. Для коллекционера сами эти склянки представляли целое состояние: «Два-пропинил-пепси»; «Новая Улучшенная Окси-Шаста+» [18] ; «Пластырь-Сверхновая»; «7-CH3.S.C3H7-УХ!»; «Клаб (К° + высокое напряжение) Сода»; «Феноловый тоник доктора Брауна [19] »; «1,3-гексадин-5-иновый Спрайт»; «4-n-гексил-резорцинол Д-р (Пеппер3)2»; «Кока (R.N +) Кола».
18
Шаста — калифорнийская хризантема.
19
Браун — коричневый (нем., англ.); намек на умерщвление узников фенолом в фашистских концлагерях.
Шима обнаружил там бутылочку, стекло которой от действия света и времени приобрело занятный пурпурный оттенок: «Ультра-Вмиг-Эректол». Он попытался вытащить склянку из ячейки, чтобы проверить, не испарилось ли содержимое (стекло ведь пористое), но отдернул руку, получив дьявольски мощный электрический удар — гораздо сильнее, чем нужно бы для простого предупреждения.
— Так, теперь понятно, почему тут до сих пор все не разнесли, — буркнул он, потирая руку. — Если бы я все равно попытался хапнуть бутылку, то — ставлю десять против одного — лишился бы руки. Хозяин этой аптеки, где бы он ни был, не собирается ничего разбазаривать… — Шима крикнул, — Эй, провиз! Есть тут кто? Господин Рубор! Господин Тумор! Или госпожа?