Миры Айзека Азимова. Книга 10
Шрифт:
— Общество так легко не рушится, — сказал Тревайз. — Ты говоришь как Гея, а Гея, вероятно, не может понять тонкости сообщества свободных индивидуумов. Законы, установленные справедливо и разумно, могут без труда выжить и сохраниться при любой погоде, но могут оставаться в силе и по инерции. Раз так, нарушать эти законы даже полезно — в знак признания того, что они стали больше не нужны или даже вредны.
— Тогда даже вор и убийца может утверждать, что он действует на пользу общества.
— Ты кидаешься в крайность. В суперорганизме Геи законы принимаются по всеобщему согласию, и никому не приходит в голову их нарушать. Можно сказать, что Гея живет как растение. В свободном сообществе присутствует элемент беспорядка, но это цена, которую приходится платить за способность создавать что-то новое и меняться. В целом, это разумная цена.
Блисс заметно повысила голос:
— Ты абсолютно неправ, если думаешь, что Гея живет как растение. Наши поступки, критерии, взгляды постоянно находятся под контролем. Гея развивается, переживая и думая, и, следовательно, меняется при необходимости.
— Если даже все обстоит именно так, как ты говоришь, ваши самоконтроль и развитие наверняка слабы, потому что на Гее нет ничего, кроме Геи. У нас же, даже когда почти все согласны, обязательно отыщется несколько упрямцев, и порой именно они оказываются правы. Если же они достаточно умны, энергичны и правы, они могут в конце концов победить и стать героями в будущем — подобно Гэри Селдону, который, создав психоисторию, противопоставил свою идею воззрениям всей Галактической Империи и победил.
— Он был победителем только до последнего времени, Тревайз, — возразила Блисс. — Вторая Империя, задуманная им, не родится. Вместо нее родится Галаксия.
— Родится ли? — мрачно буркнул Тревайз.
— Это твое решение, и, как бы ты ни спорил со мной о преимуществах изолятов, об их свободе становиться глупцами и преступниками, что-то, скрытое в тайниках твоего сознания, заставило тебя выбрать Гею.
— Сейчас в тайниках моего сознания, — еще более мрачно сказал Тревайз, — весьма приземленные соображения. Для начала — вот это, — кивнув в сторону экрана, на котором огромный город раскинулся до горизонта, добавил он.
Посреди кварталов приземистых строений, окруженные коричневыми полями, покрытыми легким туманом, торчали отдельные небоскребы.
Пелорат покачал головой.
— Как жаль. Я к тому, как трудно вас примирить, но вы втянули и меня в свой спор.
— Не переживай, Дженов, — сказал Тревайз. — Можешь возобновить попытки, когда мы уберемся отсюда. Я клянусь держать рот на замке, если ты постараешься убедить Блисс заняться тем же самым.
«Далекая звезда» послала микроволновый луч, запрашивая разрешение на посадку в космопорте.
14
Кендрей, вернувшись на орбитальную станцию, угрюмо наблюдал, как мимо проплывает «Далекая звезда». Он явно не был доволен собой.
Он садился ужинать, когда один из его напарников, тощий парень с широко поставленными глазами, жидкими светлыми волосами и белесыми бровями, вошел и уселся рядом.
— Что стряслось, Кен?
Кендрей скривился.
— Этот корабль, Гейтис, ну, который только что пролетел, — гравилет.
— Ты про тот странный, с нулевой радиоактивностью?
— Он и не мог быть радиоактивен. Он не нуждается в топливе. Гравилет, говорю же.
Гейтис кивнул.
— Это о нем нас предупреждали, верно?
— Верно.
— И он достался тебе. Счастливчик ты.
— Не сказал бы. У них на борту была женщина без документов, а я не сообщил о ней.
— Что? Заткнись. Я ничего не слышал. Ни слова больше. Хоть ты мне друг, но я не собираюсь задним числом становиться твоим соучастником.
— А я и не боюсь. Бояться-то особо нечего. Я долженбыл пропустить корабль на Компореллон. Им нужен был этот гравилет — или любой гравилет. Ты это знаешь.
— Верно, но ты мог бы, по крайней мере, сообщить о женщине.
— Не хотелось. Она незамужем. Ее просто подобрали для… для… ну, ты понимаешь.
— Сколько мужчин на борту?
— Двое.
— И они просто прихватили ее для… для этого? Они, должно быть, с Терминуса.
— Так и есть.
— Чего они только там, на Терминусе, не выделывают.
— Это точно. Что хотят.
— Мерзость какая. И они взяли ее с собой?
— Один из них женат и не хотел, чтобы его жена узнала про все такое… Если бы я сообщил о женщине на борту, его жене все стало бы известно.
— Но ведь эта дамочка не вернется на Терминус?
— Конечно, но его-то жена может узнать.
— Стоило ли тогда проявлять мужскую солидарность?
— Может, и не стоило, но отвечать-то не мне.
— Да тебя в порошок сотрут за то, что ты не сообщил о ней. Забота об этом развратнике — не извинение.
— Может, тысообщишь?
— Наверное, я должен это сделать.
— А вот и не должен. Правительству нужен этот корабль. Если бы я настаивал на включении сведений о женщине в рапорт, экипаж мог бы передумать насчет посадки и махнуть к какой-нибудь другой планете. Наверное, правительству это бы не понравилось.
— А они тебе поверили? Клюнули?
— Думаю, да. Очень милая дамочка, кстати. Представь, такая красотка полетела с двумя мужиками, и чтобы женатый не воспользовался таким случаем… Знаешь, это соблазнительно.
— Сомневаюсь, что ты не против, чтобы твоя мадам узнала о таких словах — да даже о таких мыслях.
— И кто же бросится уведомить ее? Не ты ли? — вызывающе спросил Кендрей. — Давай. Ты знаешь много чего про меня.
Возмущение в глазах Гейтиса сразу угасло, и он сказал, покачав головой: