Миры Айзека Азимова. Книга 1
Шрифт:
Просто потрясающе, на что способны деньги! Все содержимое магазинов было брошено к ее ногам, и мнение продавщицы уже не было истиной в последней инстанции, а вздернутые брови дизайнера не воспринимались как молния с Олимпа.
А когда напыщенный толстяк в модном салоне на чистейшем французском языке с Пятьдесят седьмой улицы попытался поспорить с ней по поводу заказанных туалетов, она позвонила Тони и передала трубку месье.
— Если вам не трудно, — сказала Клер уверенно, хотя пальцы у нее немного дрожали, — поговорите с моим… м-м-м… секретарем.
Толстяк
— Если мадам пройдет со мной, — сказал он обиженно и сухо, — я постараюсь подыскать то, что мадам нужно.
— Секундочку, — извинилась Клер и снова набрала свой номер.
— Привет, Тони. Не знаю, как вам это удалось, но все просто отлично. Спасибо, Вы…
Клер отчаянно пыталась подобрать подходящее слово и в конце концов, не найдя другого, проговорила торопливо:
— Вы прелесть!
Положив трубку и обернувшись, Клер обнаружила, что с нее не спускает глаз Глэдис Клефферн собственной персоной. На ее лице были написаны издевка и изумление.
— Миссис Белмонт?
Куда девались уверенность в себе и самообладание! Клер могла лишь тупо и послушно, как марионетка, кивнуть.
Глэдис презрительно улыбнулась.
— Я и не знала, что вы здесь одеваетесь, — казалось, это обстоятельство уронило престиж магазина в ее глазах.
— Н-не всегда, — пробормотала Клер.
— Да у вас и прическа новая? Она весьма пикантна. О, простите, но разве вашего мужа зовут не Лоренс? По крайней мере, мне так казалось.
Клер стиснула зубы. А отвечать что-то было нужно.
— Тони — приятель моего мужа. Он иногда помогает мне в выборе одежды.
— А, понятно. И просто прелестькакой советчик. Глэдис с улыбкой вышла из магазина, и свет и тепло померкли для Клер.
У Клер даже не возникло сомнения в том, что обратиться за утешением ей следует именно к Тони. За десять дней все ее страхи и предрассудки выветрились. Теперь она могла плакать в его присутствии — и дать выход своей ярости.
— Я вела себя как полная идиотка! — всхлипывала она, сморкаясь в промокший от слез платочек. — При ней всегда так. Я сама не знаю почему. Просто она так на меня действует. Я готова была ударить ее: у-у-у, как бы мне хотелось растоптать ее!
— Неужели вы способны так сильно ненавидеть другого человека? — спросил Тони. — Эта часть человеческого сознания совершенно недоступна моему пониманию.
— Да не ее я ненавижу! — всхлипнула Клер. — Себя! Она — это все, чем мне хотелось бы стать, внешне, по крайней мере. А я… я не могу!
Голос Тони прозвучал твердо и уверенно:
— Можете, миссис Белмонт, можете. У нас есть еще десять дней, и за эти десять дней мы полностью переделаем ваш дом. Разве мы с вами не задумали это?
— Но при чем тут дом и…
— Пригласите ее сюда. Пригласите ее друзей. Назначьте это на вечер перед… перед моим отъездом. Это будет своего рода новосельем.
— Она не придет, — покачала головой Клер.
— Нет, она придет. Она придет, чтобы посмеяться… Но у нее не получится.
— Вы правда так думаете? О, Тони, вы думаете, у нас выйдет?
Она схватила его за руки… и тут же смущенно отвернулась.
— Но что в этом толку? Это же будет не моя заслуга. Не могу же я все время полагаться на вас?
— Все должны на кого-то или что-то полагаться, — почти шепотом проговорил Тони. — Эта идея заложена в имеющейся у меня информации. Подумайте, что вы и все остальные видите в Глэдис Клефферн? Вы видите внешнюю сторону. А за этим стоят деньги и положение в обществе. Значит, она на это полагается, и ее это совсем не смущает. Так почему же моя помощь должна смущать вас, миссис Белмонт? Я устроен так, чтобы подчиняться, но степень подчинения я для себя определяю сам. Я могу подчиняться беспрекословно, а могу — ограниченно. Вам я подчиняюсь беспрекословно, потому что вы в моем понимании — идеал человека. Вы добры, дружелюбны, скромны. У миссис Клефферн, если верить вашему описанию, эти качества отсутствуют, и я не стал бы подчиняться ей, как подчиняюсь вам. Так что успеха достигнете вы, а не я, миссис Белмонт.
Тони выпустил руку Клер, и она удивленно взглянула в его бесстрастное лицо, которое, как всегда, оставалось непроницаемым. И вдруг она испугалась — но чего-то совсем другого!
Клер нервно сглотнула. В горле у нее пересохло, а руки горели, храня тепло его пальцев. Ей не показалось — перед тем, как отпустить ее руки, Тони крепко и нежно сжал их.
Нет!
Этипальцы! Пальцы этого!..
Она бросилась в ванную и принялась отчаянно отмывать руки — слепо, беспомощно…
Ей было не по себе на следующее утро. Украдкой наблюдая за Тони, Клер все ждала, не случится ли чего, но ничего особенного не происходило.
Тони трудился не покладая рук. Рисунок на обоях был подогнан безупречно, быстросохнущая краска ложилась ровными слоями. Движения рук Тони были точны и уверенны.
Он работал всю ночь напролет. Она не слышала ни звука, но каждое утро приносило новые сюрпризы. Она не могла пересчитать всех дел, которые он успевал сделать за ночь, а к вечеру снова было чему удивляться, а потом опять наступала ночь.
Один-единственный раз она решила ему помочь, но тут же сказалась ее человеческая неуклюжесть. Тони работал в соседней комнате, а Клер решила повесить картину на место, помеченное Тони: ей надоело бездельничать. Но то ли она нервничала, то ли стремянка была неустойчива — трудно сказать. Она почувствовала, что падает, и закричала. Лестница, однако, упала без нее — Тони с его нечеловеческой быстротой успел подхватить Клер.
Глаза его были, как всегда, спокойны, а теплый голос произнес самые обычные слова: