Миры Айзека Азимова. Книга 1
Шрифт:
— Не сработает, — ответила Ли-Цинь. — Ваш мозг изготовлен человеком, а человеческий мозг — нет. Ваш мозг сконструирован, их — результат эволюции. Для человека, который упорно хочет сохранить барьер между собой и роботом, эти различия — стальная стена в милю высотой и в милю толщиной.
— Если бы добраться до источника их антипатии, до самого источника…
— Столько лет прошло, — грустно сказала Ли-Цинь, — а вы все еще пытаетесь найти к людям логичный подход. Бедный Эндрю! Не сердитесь, но это упорство вам внушает робот в вас.
— Не знаю, — сказал Эндрю. — Если бы я сумел заставить себя…
1 (резюме)
Если
Он давно предполагал, что дело дойдет до этого, и в конце концов оказался в приемной хирурга, Он нашел достаточно искусного для подобной операции — то есть робота. Ни на умение, ни на добрую волю хирурга-человека тут положиться было нельзя.
Этот хирург не мог подвергнуть такой операции человека, а потому Эндрю перестал оттягивать решительную минуту горькими расспросами, отражавшими его внутреннее смятение, и нейтрализовал Первый Закон, сказав:
— Я тоже робот.
А потом сказал с твердостью, с которой за последние десятилетия научился обращаться даже к людям:
— Я приказываю тебе подвергнуть меня этой операции.
Вне воздействия Первого Закона приказ, отданный с такой категоричностью тем, кто выглядел совсем как человек, включил Второй Закон настолько, что победа была одержана.
21
Слабость, которую испытывал Эндрю, была, по его убеждению, воображаемой. После операции он оправился полностью. И все же, как можно незаметнее, он прислонился к стене. Если бы он сел, все могло бы стать слишком явным.
Ли-Цинь сказала:
— Заключительное голосование назначено на эту неделю, Эндрю. Оттянуть еще мне не удалось, и мы проиграем. Это будет конец, Эндрю.
Эндрю сказал:
— Я очень благодарен вам за то, что вы так умело добивались отсрочки голосования. Так я получил необходимое мне время и сделал ход, который должен был сделать.
— Какой ход? — спросила Ли-Цинь с нескрываемой тревогой.
— Я не мог предупредить о нем вас или людей в «Фейнголд и Чарни». Меня, конечно, остановили бы. Послушайте, если камень преткновения — мозг, то самое большое отличие заключено в бессмертии, верно? Кого, в сущности, интересует, как выглядит мозг, из чего он состоит или каким образом возник? Важно то, что клетки мозга умирают, что они обречены умереть. Пусть все остальные органы поддерживаются постоянно в функциональном состоянии или заменяются, клетки мозга, которые нельзя заменить, не изменив и тем самым не убив личность, должны обязательно рано или поздно умереть. Мои позитронные связи существуют почти два столетия без различимых изменений и могут просуществовать еще столетия. Не в этом ли непреодолимый барьер? Люди способны терпеть бессмертного робота — не все ли равно, как долго машина сохраняется в рабочем состоянии? Но они не способны смириться с бессмертием человека, поскольку мысль о их личной смерти переносима только потому, что это общая участь. Вот по какой причине они не хотят признать меня человеком.
— К чему вы клоните, Эндрю? — спросила Ли-Цинь.
— Я разрешил эту проблему. Много десятилетий тому назад мой позитронный мозг был соединен с органическими нервами. Теперь еще одна операция изменила это подключение так, что медленно, очень медленно потенциал моих позитронных связей понижается.
Изборожденное тонкими морщинами лицо Ли-Цинь несколько секунд не выражало ничего. Потом ее губы задрожали.
— То есть ты организовал свою смерть, Эндрю? Но это же невозможно. Это — нарушение Третьего Закона.
— Нет, — сказал Эндрю. — Я выбирал между смертью моего тела и смертью моих надежд и стремлений. Оставить мое тело жить ценой большей смерти — вот это было бы нарушением Третьего Закона.
Ли-Цинь ухватила его за плечи, словно собираясь встряхнуть, но совладала с собой.
— Эндрю, это ничего не даст. Сделай новую операцию, верни все в прежнее положение!
— Невозможно. Изменения необратимы. Мне осталось жить год — немногим больше, немногим меньше. Но до своего двухсотлетия я доживу. Я поддался слабости и позволил себе такую отсрочку.
— Но оно того не стоит… Эндрю, ты дурак!
— Если в результате я обрету человечность, дело более чем стоит того. А если нет, кончится тщетная борьба, и это тоже стоит того.
И к собственному удивлению Ли-Цинь тихо заплакала.
22
Удивительно, как этот последний поступок овладел воображением мира. Все, что Эндрю делал прежде, не поколебало предрассудки. Но когда он принял смерть, лишь бы стать человеком, отвергнуть такую великую жертву оказалось невозможным.
Заключительную церемонию сознательно назначили на день его двухсотлетия. Постановление, признающее его человеком, подписал Всемирный президент, и этот торжественный акт транслировался по всемирной телевизионной сети с ретрансляцией в Лунные Штаты и даже в Марсианскую колонию.
Эндрю сидел в кресле-каталке. Он еще мог ходить, но с трудом.
Всемирный президент, на которого в эту минуту взирало все человечество, сказал:
— Пятьдесят лет назад вас, Эндрю, объявили Полуторастолетним Роботом.
Он сделал паузу и продолжал гораздо более торжественным тоном:
— Сегодня мы объявляем вас Двухсотлетним Человеком, мистер Мартин.
И Эндрю, улыбаясь, протянул руку, чтобы пожать руку президента.
23
Эндрю лежал в постели, и его мысли медленно угасали.
Он отчаянно старался овладеть ими. Человек! Он — человек! Ему хотелось, чтобы это было его последней мыслью. Он хотел распасться… умереть с ней.
Он открыл глаза в последний раз и узнал Ли-Цинь, скорбно стоящую рядом. Вокруг стояли еще люди. Но это были всего лишь тени, безликие тени. В сгущающемся сером тумане была видна только Ли-Цинь. Медленно, дюйм за дюймом он протянул к ней руку и очень смутно, очень слабо ощутил, как она взяла эту руку в свои.
Она таяла перед его глазами, пока его последние мысли уходили во мглу.
Но прежде чем она исчезла окончательно, последняя ускользающая мысль достигла его сознания и задержалась на миг перед тем, как все остановилось.
— Крошка-Мисс… — прошептал он так тихо, что его нельзя было услышать.
Послесловие
Тем из вас, кто читал некоторые (или даже все) мои рассказы о роботах, я благодарен за верность и терпение. Тем, кто еще не успел, надеюсь, эта книга доставила удовольствие, — как мне, в свою очередь, доставила удовольствие встреча с вами, — и я верш, что скоро мы встретимся вновь.