Миры Айзека Азимова. Книга 5
Шрифт:
Дорс чуть-чуть наклонилась вперед, чтобы задать вопрос микогенцу.
— А почему вы не сделали этого сами?
— Я? Видите ли, я не питаю неприязни к варварам. Я ученый.
— Ученый?
— Первый в своей когорте. Я учился в школе при Святилище и закончил ее весьма успешно. Я обучен всем древним наукам и теперь обладаю правом посещать особую библиотеку, где собраны книги, написанные варварами, и читать любую. У нас там имеются даже компьютерные справочники, и я умею с ними обращаться. Это очень помогает расширению кругозора. Так что меня совершенно не раздражает такая мелочь, как
Какое-то время они молча жевали сандвичи. Молчание нарушил Селдон.
— Я обратил внимание, что у каждого Брата, который входит в Святилище и выходит из него, есть красная сумочка.
— О да, — кивнул Мицелий Семьдесят Второй. — Переброшена через левое плечо и свисает справа от талии. Обычно их затейливо украшают.
— Но для чего они нужны?
— Называются они «обиа» и символизируют радость от входа в Святилище и цвет крови, которую каждый готов пролить, чтобы сохранить его.
— Крови? — неприязненно переспросила Дорс.
— Это просто символ. Никогда не слышал, чтобы кому-то на самом деле пришлось пролить кровь ради спасения Святилища. Да и радости, откровенно говоря, мало. Там только плачут, рыдают и скорбят об утраченном Мире. — Он помолчал и сказал тихонько: — Ужасно глупо.
— Значит, вы — неверующий? — спросила Дорс.
— Я ученый, — с нескрываемой гордостью ответил Мицелий. Он усмехнулся, и лицо его избороздили морщинки. Он сразу постарел. Селдону вдруг стало интересно, сколько лет новому знакомому. Несколько веков? Нет, этого не может быть, но все-таки…
— Сколько вам лет? — вырвалось у Селдона. Вопрос, похоже, нисколько не задел Мицелия Семьдесят Второго. Он как ни в чем не бывало ответил:
— Семьдесят два.
Но Селдон не удовлетворился таким ответом.
— А я слыхал, что в прежние, давние времена представители вашего народа жили очень долго — по нескольку веков.
Мицелий Семьдесят Второй немного удивленно посмотрел на Селдона.
— А откуда у тебя такие сведения? Вряд ли кто-то мог такое рассказать. Хотя это правда. То есть, некоторые верят, что это правда. А веру эту поддерживают Старейшины, поскольку этот факт служит убежденности в нашем превосходстве. Однако у нас действительно высокая продолжительность жизни. Это потому, что мы рационально питаемся. Но до ста лет у нас мало кто доживает.
— Я так понял, что лично вы не верите в превосходство микогенцев перед другими народами?
— Народ как народ, — пожал плечами Мицелий. — Во всяком случае, не хуже других. Но мне кажется, что все люди равны. Даже женщины, — подчеркнул он, взглянув на Дорс.
— Не думаю, — засомневался Селдон, — что многие в Микогене с вами согласились бы.
— Также, как и многие из ваших, — кивнул Мицелий Семьдесят Второй. — Но я в это верю. Ученый обязан в это верить. Я прочитал огромное количество варварской литературы. Я знаком с вашей культурой, понимаю и чту ее. Даже написал о ней несколько научных статей. И поэтому я сижу тут так спокойно и разговариваю с вами, словно вы — такие же, как мы.
— Похоже, вы гордитесь тем,
— Нет, — несколько пристыженно ответил Мицелий Семьдесят Второй.
— Почему же? Ведь тогда вы узнали бы нас гораздо лучше.
— Я бы чувствовал себя неловко. Мне пришлось бы носить парик. Я бы стеснялся.
— Зачем вам парик? — удивленно спросила Дорс. — Могли бы оставаться лысым.
— Нет, — упрямо покачал головой Мицелий. — Я бы не сделал такой глупости. Все, у кого на голове растут волосы, тыкали бы в меня пальцем и дразнили не переставая.
— Дразнили? За что? — воскликнул Селдон. — Мой отец, к примеру, рано облысел, и мне кажется, у меня тоже есть такая склонность. Пройдет пара десятков лет, и я тоже стану лысым.
— Все равно… это не то… не такая лысина, — упорствовал Мицелий. — Остаются волосы по краям и над глазами… брови. Для меня «лысый» — это когда совсем нет волос. Никаких.
— Нигде на теле? — с любопытством спросила Дорс.
Тут уж Мицелий Семьдесят Второй, похоже, оскорбился по-настоящему. По крайней мере, вопрос Дорс оставил без ответа.
Селдон, желая сгладить неловкость и вернуться к начатому разговору, спросил:
— Скажите, пожалуйста, Мицелий Семьдесят Второй, дозволяется ли варварам входить внутрь Святилища?
— Никогда! — яростно затряс головой Мицелий. — Это позволено только Сыновьям Утренней Зари.
— Только Сыновьям? — уточнила Дорс.
Мицелий какое-то время молчал, утратив дар речи.
Наконец, овладев собой, он пробормотал:
— Вы же варвары, надо сделать скидку… Дочери Утренней Зари входят в Святилище только в определенные дни, в дни особых торжеств. Вот так все обстоит. Я не хочу сказать, что лично я одобряю такой порядок вещей. Если бы все зависело от меня, я бы сказал: «Входите все и радуйтесь, и наслаждайтесь, если сможете!»
— А вы сами были там когда-нибудь?
— Когда я был маленький, родители водили меня, но, — он покачал головой, — все, что я запомнил, так это то, что все там смотрят в Книгу, читают из нее отрывки и только вздыхают и плачут о прошлом. Там нельзя разговаривать, смеяться. Даже смотреть друг на друга нельзя. Думать можно только об Утраченном Мире и больше ни о чем другом. Это не для меня. — Мицелий решительно взмахнул рукой. — Я ученый, и я хочу, чтобы мне был открыт весь огромный мир.
— Прекрасно сказано, — одобрительно кивнул Селдон, нащупавший, как ему казалось, лазейку. — Мы тоже ученые — и я, и Дорс.
— Знаю, — спокойно кивнул Мицелий Семьдесят Второй.
— Знаете? Откуда?
— Кем же вам еще быть? Из варваров в Микогене бывают только торговцы, политики и дипломаты, да еще ученые. А вы похожи только на последних. Вот это-то меня в вас и заинтересовало, — от души улыбнулся он.
— Вы не ошиблись. Я математик. Дорс историк. А вы?
— Я специалист по культуре. Я прочел очень много величайших произведений, написанных варварами — Лиссо, Ментоном, Новигором…
— А мы успели познакомиться с величайшим произведением вашего народа, — прервал его Селдон. — Я, например, прочел Книгу… Об Утраченном Мире.