Миры Айзека Азимова. Книга 7
Шрифт:
— Я вам этого не скажу.
— Гм-м. Собственно, я и не ожидал ответа. Только если вы думаете, что Мул лично явится за ним под звуки фанфар, барабанов и электроорганов, забудьте об этом. Мул до такого не унизится.
— Что? — одновременно выдохнули Торан и Байта, а в углу, где притаился Магнифико, в полном смысле слова навостривший уши, раздался вздох облегчения.
— Это правда. Я сам пытался войти с ним в контакт и проделал в этом плане гораздо более серьезную работу, чем вы, любители. Ничего не вышло. Он нигде лично не появляется, не разрешает себя фотографировать
— Чем же мы можем быть вам полезны в этом плане, капитан?
— Не вы. Паяц — ключ ко всему. Паяц — один из немногих, кто его видел. Он мне нужен. У меня есть кое-какие догадки, и он может их подтвердить. Мне нужно их подтвердить, чтобы, черт побери, встряхнуть Академию!
— А ее нужно встряхнуть? — ехидно поинтересовалась Байта. — А зачем? И в какой роли вы выступаете сейчас? Кто вы — мятежный демократ или служащий тайной полиции и провокатор?
Лицо капитана помрачнело.
— Когда существует угроза для всей Академии, Мадам Революционерка, она существует для всех — и для демократов, и для тиранов. Так что давайте-ка спасем наших собственных тиранов от еще большего тирана, с помощью которого мы сможем их сбросить.
— О каком это тиране вы говорите?
— О Муле! Я кое-что о нем знаю — столько, что уже сто раз мог отправиться на тот свет, если бы не моя способность ускользать в самые опасные моменты. Попросите паяца выйти. Мне нужно кое-что сказать вам наедине.
— Магнифико!
Байта жестом попросила паяца удалиться, и тот безропотно повиновался.
Капитан заговорил так тихо, что Байте и Торану пришлось придвинуться поближе.
— Мул — хитрый игрок. Слишком хитрый, чтобы не понимать притягательности и блеска авторитарного правления. Если он от этого отказывается, то не без причины. Вот почему я думаю, что при личном контакте можно было бы узнать нечто важное, что он скрывает.
Он нетерпеливо махнул рукой, показывая, что вопросы задавать не время, и торопливо продолжал:
— Я побывал там, где он родился. Побеседовал с людьми, которые вряд ли долго задержатся на этом свете именно из-за того, что им кое-что известно. Они помнят ребенка, который родился тридцать лет назад, смерть его матери, его странную юность. Мул — не человек!
Торан и Байта вздрогнули. Они пока мало что понимали, но фраза звучала пугающе.
Капитан продолжал:
— Он — мутант, и, как свидетельствует его дальнейшая карьера, результаты мутации налицо. Я не знаю точно, какова его сила и до какой степени он соответствует образу супермена из дешевых триллеров, но то, что за два года он прошел путь от нуля до завоевателя Калгана, говорит само за себя. Видите, какова опасность? Разве может быть в Плане Селдона учтен генетический сдвиг с непредсказуемыми биологическими качествами?
Байта медленно, с трудом подбирая слова, проговорила:
— Не верю. Это какой-то обман. Почему же люди Мула не убили нас? Чего бояться слугам супермена?
— Я же сказал — я не знаю степени его мутации. Возможно, она еще не завершена, и поэтому он пока не готов к нападению на Академию. В такой ситуации самое разумное с его стороны — дожидаться завершения мутации. А теперь давайте вернемся к паяцу. Позовите его. Я хочу с ним поговорить.
Капитан перевел взгляд на вошедшего, дрожавшего от страха Магнифико, у которого высокий, крепкий мужчина, пристально глядевший на него, явно не вызывал доверия.
Капитан спокойно спросил паяца:
— Ты видел Мула собственными глазами?
— О, я видел его слишком близко, благородный господин. Так близко, что у меня все кости им переломаны!
— Не сомневаюсь. Можешь его описать?
— Мне страшно вспомнить о нем, благородный господин! Он такой… громадный! Рядом с ним даже такой могучий человек, как вы, показался бы муравьем. У него ярко-рыжие волосы — как огонь, а руки у него такие сильные, что я не смог бы сдвинуть его с места, уцепись я и потяни изо всей силы.
Видимо, Магнифико вспомнил пережитые кошмары и весь как-то сжался.
— Часто, на потеху своим генералам, а то и для собственной забавы, он брал меня указательным пальцем за пояс и подвешивал — вот так, — а я должен был читать стихи. Только после двадцатого стихотворения он отпускал меня, причем каждое стихотворение должно было быть только что сочиненным и безукоризненно срифмованным. А порой он требовал еще и еще… Он — человек страшной силы, благородный господин, и ужасной жестокости. А глаз его, благородный господин, никто никогда не видел!
— Что? Повтори!
— Он носит очки, благородный господин, очень странные. Говорят, они непрозрачные, потому что у него нечеловеческое зрение. Я слыхал, — он перешел на шепот, — что тот, кто посмотрит ему в глаза, умрет на месте. Он может убивать взглядом, благородный господин!
Испуганный взгляд Магнифико перебегал с одного лица на другое. Он молитвенно сложил руки.
— Это правда, клянусь вам. Это правда!
Байта глубоко вздохнула.
— Похоже, вы правы, капитан. Что будем делать? Командуйте.
— Так. Давайте рассудим здраво. Как я понимаю, никаких дел у вас здесь больше нет. Верхний барьер открыт?
— Мы можем стартовать в любое время.
— Тогда стартуйте. Может быть, Мул и не хочет ссориться с Академией, но отпускать Магнифико рискованно. Наверху вас запросто могут ждать. Если вы благополучно исчезнете — кто будет виноват?
— Вы правы, — мрачно признал Торан.
— Однако у вас есть защитное поле, и скорость повыше будет, чем у любого из их кораблей, поэтому, как только выйдете из атмосферы Калгана, рвите вперед как можно быстрее.
— Хорошо, — холодно согласилась Байта. — А в каком качестве мы вернемся в Академию, капитан?
— В качестве дружественных представителей Калгана, если вы не против. По-моему, в этом не будет ничего удивительного.
Не сказав ни слова, Торан отправился к пульту управления. Все ощутили легкий толчок.
Только когда Калган остался далеко позади и Торан приготовился к первому межзвездному прыжку, лицо капитана Притчера едва заметно смягчилось — ни одного корабля армии Мула не встретилось на их пути.