Миры душ. Два левиафана

Корпус «Сияния» медленно и величественно разворачивался в потоках эфира. Корабельные священники уже заняли свои места в часовне и затянули молитвы, дабы поддержать силой веры рунические контуры судна. Магические последовательности отозвались на их песнопения, а затем стали наполняться свежей энергией потенциала, компенсируя расходы на совершаемый маневр.

Капитан Можайский терпеливо наблюдал со своего места за работой команды. Не то чтобы он сомневался в ком-то из экипажа, просто хотел отвлечься на что-нибудь постороннее. Капитана сильно беспокоил приказ, поступивший от адмирала. Впрочем, беспокоил он не только его. Это было хорошо заметно как по офицерам мостика, так и по рядовым матросам. Неудивительно, ведь мало кого могла обрадовать перспектива отправиться в опасную неизвестность, где с большой вероятностью «Сияние» столкнется с вражеским флотом. К тому же, корабль только недавно покинул верфь после ремонта, и последнее, чего хотелось Можайскому, так это сломя голову кидаться

в новое сражение. Битва при Андоре сильно потрепала «Сияние», и пускай внешние следы того ужасного побоища удалось скрыть, остались шрамы, которые затянуться еще нескоро. Добрая треть офицеров погибла в схватке с кораблями Диктата, а среди матросов потери были еще выше. Капитан только сейчас поймал себя на мысли, что не знает по именам почти никого из новичков, и поэтому постоянно обращается к ним только по званию. С прежней командой все было не так. Каждый человек на корабле был для Можайского чуть ли не кровным родственником. Другие капитаны часто критиковали его за такой подход. Они справедливо замечали, что опасно слишком сильно привязываться к своим подчиненным. После Андора капитан «Сияния» даже был готов отчасти с ними согласиться, но менять свои убеждения он и не думал. В пустоте есть только ты и твоя команда, больше рассчитывать не на кого. Если нет полной уверенности во всех членах экипажа, то и выходить в космос никак нельзя.

– Разворот завершен! – громко окликнул капитана мичман.

Можайский слегка вздрогнул и вновь вернулся к заботам о корабле.

– Хорошо, – сказал капитан. – Теперь двигаемся к червоточине. Штурман, приказываю проложить курс!

По правде, не было никакой необходимости беспокоить штурмана. Корабль уже развернулся носом к червоточине, и хватило бы просто команды «полный вперед». Однако штурман был одним из новых офицеров на судне, и капитану хотелось получше присмотреться к нему. В зависимости от того, как он будет справляться со своими обязанностями, Можайский решит, можно ли рассчитывать на него в сложный час. А этот час, по опыту капитана, непременно наступит. Причем, гораздо раньше, чем всем кажется.

Штурман немедленно принялся исполнять приказ командира. Он был совсем еще молод, а потому старался выполнять команды максимально быстро и расторопно, чтобы заработать себе репутацию. Штурман бросил взгляд на рабочую панель перед ним и первым делом проверил показания навигационных амулетов. На первый взгляд пост штурмана представлял собой беспорядочный набор крутящихся стрелок, катающихся металлических шариков и прочих малопонятных вещей, но для обученного человека каждый из этих элементов нес в себе крупицу важной информации, от которой зависели жизни всего экипажа. В отличие от обывателей, любой штурман знал, что эфирное пространство это вовсе не территория безбрежной пустоты. Нет, повсюду в космосе летают камни и обломки, способные с легкостью вывести из строя неосторожное судно. К счастью, в данный момент кораблю ничто не угрожало. Эфир был на редкость чистым, и штурману даже не было необходимости поднимать защитные барьеры «Сияния». Он лишь подправил курс на несколько градусов, чтобы судно подошло прямо к центру червоточины.

– Новый курс задан, капитан! – доложил штурман, как только закончил.

– Отличная работа, – похвалил Можайский. – Не напомнишь, как тебя зовут?

– Милтон, капитан, – отозвался тот.

– Хорошо, теперь я не забуду, – Можайский перевел внимание на рулевого и отдал команду. – Полный вперед!

Старик Бернаус с отточенной годами сноровкой перевел рунный переключатель в крайнее положение, после чего «Сияние» вздрогнуло и стало медленно набирать скорость. Капитан очень ценил Бернауса. Они вместе начинали свою службу во флоте еще в те далекие времена, когда были юны и неопытны. В отличие от Можайского, Бернаус быстро нашел свое призвание в лице рулевого и с тех пор отчаянно сопротивлялся любым попыткам перевести его на другую должность. Капитан несколько раз пробовал выдвинуть его на более высокий пост, но тот категорически отказывался, не желая покидать место, с которым буквально сроднился. В какой-то момент Можайский смерился с чудачеством своего старого друга и просто позволил ему делать то, что у него получалось лучше всего – управлять кораблем. Решение капитана в итоге оказалось правильным, ведь в Андорской битве «Сияние» уцелело только благодаря умелым действиям Бернауса. Когда Можайского задело осколками от вражеского снаряда, именно самоотверженный рулевой вывел судно из смертельной ловушки. После того, как капитан пришел в себя, ему доложили, что Бернаус наплевал на приказы старших офицеров и лично возглавил корабль. По-хорошему, за такое злостное нарушение субординации его следовало разжаловать, а то и казнить, однако никто из офицеров не решился выдвинуть обвинения. Каждый из них был обязан жизнью Бернаусу, и все на корабле знали, что его действия были продиктованы лишь глубокой верностью кораблю и его команде.

Можайский же был крайне рад, что человек вроде Бернауса все еще состоит в экипаже судна. В любой команде должен быть стержень, скрепляющий все воедино, и желательно, чтобы такой стержень был не один. Капитан мог полностью положиться на рулевого, чего он не мог сказать о своем новом мичмане. Как ни странно, это был единственный новичок, чье имя Можайский смог запомнить. Однако этот офицер одним своим видом вызывал иррациональную неприязнь у капитана. Его звали Ридус, и во всех отношениях он являлся образцовым офицером имперского космического флота. Его мундир всегда был идеально выглажен, а волосы аккуратно зачесаны назад. Мичман чуть ли не до буквы следовал

флотскому уставу и не давал спуску всем остальным. Иногда Можайскому казалось, что Ридус еле сдерживается, чтобы не отпустить какое-нибудь замечание в адрес самого капитана, однако молчит, боясь нарушить субординацию. Можайскому не нравился подобный тип людей. С такими неуютно в мирное время и опасно в бою, где зачастую приходится поступиться некоторыми правилами ради выживания. Еще капитана смущал тот факт, что Ридус был единственным новым членом экипажа с реальным боевым опытом и выслугой почти в десять лет. Выглядело так, будто какой-то другой капитан решил избавиться от надоевшего ему мичмана и сбагрил его на остро нуждающееся в экипаже «Сияние». В ином случае Можайский получил бы либо больше опытных флотских офицеров, либо же ему достались бы одни «зеленые» новички. Ридус выбивался из общей картины, и это беспокоило капитана. Но он был бы плохим лидером, если бы отказывался от подчиненных только потому, что они не соответствуют его личным ожиданиям. Можайскому придется найти общий язык со своим помощником, и сделает он это как можно скорее, пока их отношения не подверглись настоящей проверке.

«Сияние» тем временем неумолимо приближалось к переходу в систему Миллениум. По мере того как пространственная червоточина становилась все больше, капитан мысленно повторял в голове приказ адмирала. На первый взгляд распоряжение было очень простым. Можайскому всего-то и нужно было, что отправиться в дружественную систему Миллениум и подтвердить лояльность местных миров по отношению к Единой Империи. Но все портил контекст. Несколько дней назад рыцарский орден Знаменосцев отразил нападение Диктата на систему Варрадо. Однако орден едва не потерпел поражение, когда к врагу неожиданно пришли подкрепления из Миллениума. Знаменосцы смогли уничтожить весь вражеский флот, но заплатили за это большим количеством рыцарей. У ордена не осталось сил, чтобы отправиться в Миллениум и убедиться в предательстве местных королей. Эту задачу возложили на другой орден – Титанов пустоты. Технически, они также считались рыцарским орденом, но на практике имели мало отношения к могучим воинам в доспехах. Титаны пустоты являлись большим военным флотом и внутри придерживались иерархии, больше напоминавшей аналогичную у космического флота Диктата. Это было неудивительно, ведь своим происхождением и те, и другие обязаны морскому флоту, традиции которого изначально зародились на территории Диктата. Как и все моряки, покорители космоса также пытались всяческими силами выделиться на фоне остальных, введя у себя на кораблях свои собственные порядки, ранги и устав. Многим в Империи это не нравилось. Например, Церковь Единения уже неоднократно пыталась обвинить Титанов пустоты и прочие флотские ордена в ереси. Однако адмиралы в таких случаях лишь открыто смеялись в лицо обвинителям. Они прекрасно знали, как важна и незаменима их служба, а потому были уверены в своей неприкосновенности вплоть до тех пор, пока их действия не нарушают интересов Империи.

Позиции флота немного поколебались только лишь после Андорского сражения. Пускай в той битве принимали участие в том числе рыцарские и церковные ордена, основную ответственность за исход возложили на Титанов пустоты. Кораблями тогда руководил командор Жан Морель, и именно его в итоге обвинили в том, что Империи не удалось покорить Андор. «Сияние» также принимало участие в сражении, и повреждения, отправившие судно в ремонтный док, оно заработало тоже там. Лично Можайский не считал Мореля целиком виновным в поражении. Да, командор действовал местами опрометчиво и слишком дерзко, но большинство его решений нельзя было назвать ошибочными. Он не мог знать, когда к флоту Диктата прибудут подкрепления, и тем более не мог предвидеть вмешательство лорда Кэлума, поставившего обе воюющие стороны на колени.

Однако было очевидно и то, что Титаны пустоты отчаянно нуждались в реабилитации после поражения. Поэтому адмирал и не смог отказать, когда поступил приказ отправить корабль на разведку в Миллениум. Возможно, «Сияние» столкнется там с целым враждебным флотом и сгинет без следа. Подобный вариант казался капитану весьма вероятным, и впервые за долгие годы он понадеялся, что церковники в корабельной часовне как следует помолятся за успех миссии. Сам же он ни во что такое не верил и со своей стороны просто хотел сделать все возможное ради спасения корабля.

В этот момент «Сияние» подошло к точке перехода, и Можайский отдал приказ всему экипажу:

– Начинаем переход через червоточину! Всем занять свои посты и не покидать их до завершения перехода!

Путь, ведущий в Миллениум, считался относительно безопасным, однако подобное предупреждение от капитана все равно считалось обязательным. Всегда существовал риск появления аномалий даже в стабильных червоточинах. Как любил говорить Бернаус: «правила устава написаны кровью». И это правило являлось одним из самых «кровавых». Бесчисленное множество кораблей пропало во время переходов, либо получило серьезные повреждения в червоточинах. Последнее, что мог позволить себе Можайский, так это проявить беспечность в и без того самоубийственной миссии.

Корабль, сбавив скорость, медленно влетел в червоточину. Через мгновение все вокруг «Сияния» исчезло, и экипаж ощутил хорошо знакомую вибрацию перехода. С этого момента судно оказалось целиком во власти пространственного разлома, ведомое загадочными космическими силами. Какое-то время корабль будет дрейфовать в кромешной тьме, пока разлом не изрыгнет его обратно в реальность, где «Сияние» вновь столкнется с жестоким космосом и, возможно, опасными врагами.

– Доложить результаты последнего сканирования! – потребовал капитан Дженкинс.