Миры Филипа Фармера. Том 4. Больше чем огонь. Мир одного дня
Шрифт:
Потом перешли в гостиную, сели кружком на стульях и крутанули бутылку из-под молока. Это был старинный обычай, молодежь еще тысячу лет назад проделывала это на вечеринках. Теперь это действие приобрело более глубокий смысл, став демократической процедурой, предупреждающей ревность и фаворитизм.
Дунский надеялся, что Руперт достанется ему первому и он сможет рассказать ей то, что ей просто необходимо знать. Но раскрученная им бутылка указала на Малиа. Вздохнув так, чтобы это не бросалось в глаза, Дунский пошел с ней в спальню и проделал то, что в другое время
— Нельзя сказать, чтобы ты вложил в это душу, об остальном уж я молчу.
— Это не отражает моей любви к тебе, — сказал он, целуя ее в смуглую щеку. — У каждого мужчины бывают хорошие и плохие дни.
— Да нет, я не жалуюсь. Я тоже тебя люблю. Но сегодня у тебя, уж не обижайся, не самый удачный день.
— Ты разыгрывала свои оргазмы?
— Что ты! Я этим не занимаюсь!
— Ну, извини. Наверно, это как-то связано с питанием или с биоритмом.
— Я тебя прощаю, хотя, честно говоря, и прощать-то нечего. Выкинь из головы.
Они направились в ванную, и Думский подумал, что нечего было и жаловаться, раз она не придает этому значения. В ванной они застали Йена Маркуса Уэллса и Руперт. Моясь, Дунский старался поймать взгляд Руперт и дать ей понять, что им надо переговорить. Но она принимала душ и на него не смотрела.
Они вернулись в гостиную и еще четыре минуты ждали оставшуюся пару. На этот раз случай благоприятствовал Дунскому. Когда он крутнул бутылку, она указала на Руперт. С тихим вздохом облегчения он пошел с ней в другую спальню. Там разило сексом, и простыни на постели промокли от пота. Для него, Дунского, это было привычно — должно быть, это Тингл, заглядывающий ему через плечо, и Кэрд, заглядывающий через плечо Тингла, вызвали у него приступ легкого отвращения.
Руперт легла на кровать и вытянулась, заложив руки за голову, выгнув спину, уставив совершенные конусы своих грудей сосками в потолок. Дунский присел рядом и взял ее за руку.
— Давай пропустим секс, Руперт. У меня… у нас неприятности. Надо поговорить.
— Большие неприятности? — сказала она, садясь.
Он кивнул и сжал ее руку. Кратко изложив ей события двух последних дней, он сказал:
— Как видишь, надо решить что-то насчет сегодняшних действий. Придется обойтись без многого из того, что мы делаем обычно. Но внимания к себе при этом привлекать нельзя.
Она содрогнулась:
— Этот Кастор… поверить невозможно… какое чудовище!
— Его надо найти и остановить. Потом мне надо выяснить, где находится Сник, и добиться от нее правды.
— А если она для нас опасна?
— Не нравится мне это, но ее придется каменировать и где-то спрятать.
— Ну, лучше уж она, чем мы, верно?
— Наверное.
— Но если мы так поступим, то окажемся не лучше ее.
— К черту. Этикой я займусь, когда нужда заставит. Прежде всего надо найти Сник. Придется встретиться со связным. Впрочем, он, возможно, сейчас уже получил известие и позвонит мне сам.
— Как же ты будешь допрашивать Сник? Нельзя
— Она будет под глубоким химикогенным гипнозом. И не вспомнит меня, когда очнется.
— Бедная Озма, — сказала Руперт. — Она погибла из-за того, что была твоей женой.
— Мне жаль, что я вынужден был рассказать тебе о ней. Я никогда ничего не говорю о других днях, если дело не касается иммеров.
— Ничего, все в порядке. — Она высвободила руку и обхватила колени. — Меня всегда интересовали твои другие жизни. Особенно твои женщины.
— Это не мои женщины, не Джима Дунского. Дунский приходится всем этим мужчинам разве что дальним знакомым.
Это была не совсем правда. Но Дунский не желал говорить на эту тему. Чем меньше Руперт будет знать, тем лучше и для нее, и для него.
Руперт встала и крепко обняла его.
— Я боюсь.
— Я тоже. Во всяком случае, опасаюсь. Слушай. Если в спортзале я скажу тебе, что мне надо уйти, знай, что я получил весть о Касторе или Сник. Отмечаться я не буду, потому что не хочу, чтобы Кредитное Бюро вообще знало, что я сегодня был на работе. Мне не начислят зарплату, ну да что поделаешь. У меня есть сверхурочные заработки, это покроет разницу.
— Ну так не ходи на работу совсем.
— Нет, мне надо как-то отвлечься, чтобы не дергаться. Да и мой шеф может захотеть связаться со мной там. Потом, лучше не пропускать тренировку без крайней необходимости. Форму-то надо держать.
Руперт попросила описать Кастора, чтобы она могла узнать его, если увидит. Дунский дал ей подробный словесный портрет и рассказал, во что одет Кастор.
— Он думает, что он Бог, а я — Сатана. В определенном смысле это нам на руку. Если бы он только слегка свихнулся и захотел бы уничтожить всех иммеров, он бы просто выдал нас властям. Тебе известно, что это означает.
Она снова содрогнулась и спросила:
— Случись такое, ты бы принял цианид?
— Надеюсь, что да. Я ведь давал присягу. И ты тоже. Мы все ее давали.
— Это единственный выход. Единственный логический и достойный выход, хочу я сказать. Но…
В дверь постучали, и Малиа спросила:
— Вы что там, навеки решили остаться?
Дунский ответил, что они выйдут через минуту, и сказал Руперт:
— В печенках у меня сидит этот групповой брак. У меня к нему просто-напросто несовместимость. Мне нужна личная свобода, и я не выношу, когда от меня чего-то требуют.
Руперт широко раскрыла глаза:
— Ты правда так чувствуешь?
— Стал бы я это говорить, если бы не чувствовал?
— Это так, риторический вопрос. Сказать по правде, Джим, мне и самой это порядком надоело. И я все-таки немного ревную, хотя и знаю, что не должна.
— Как только разберемся со всем этим делом, можно будет уйти. Аннулируем контракт, и все тут. Если нам повезет, сможем сделать это уже сегодня. Такая жизнь просто не для меня, да и не для тебя, как видно. В душе я сторонник моногамии.