Миры Филипа Фармера. Том 9
Шрифт:
— Боюсь, это испортит твою вечеринку.
— Ничего подобного, — возразила она. — Я этого не допущу. Конечно, Том с Питом успокоятся не сразу, но в конце концов возьмут себя в руки. А этим беднягам, которых вышвырнули вон бандиты, скажи, пусть приходят ко мне на вечеринку, если захотят. Конечно, они и так не помрут здесь с голоду и найдут где поселиться. Но ты все равно передай им мое приглашение. Я жду вас всех.
Бертон подошел к беспорядочно толкущимся изгнанникам, попросил тишины, добился ее и передал приглашение Алисы. Все охотно его приняли. У них не было летающих кресел, но они могли получить кресла из конвертера, стоявшего в прихожей Алисиного мира.
Фрайгейт
— Я думаю, нам сейчас не до веселья, Пит. Мы должны изучить список возможностей компьютера и ввести все мыслимые запреты. Нужно предусмотреть все, что только может прийти в голову этим подонкам.
— Мысль хорошая, — сказал Бертон, хотя обращались не к нему. — Но Алиса обидится, если вы пропустите прием. К тому же я уверен, что узурпаторы сейчас начнут бурно праздновать свою победу, так что в ближайшем будущем нам ничего не грозит.
— Возможно, вы и правы, — откликнулась Софи, — но все-таки я считаю, что завтра мы должны собраться и попробовать все вместе сообразить, чего эти сволочи могут выкинуть еще.
— После вечеринки головы обычно варят не ахти, — сказал Бертон. — Но я позвоню вам и всем остальным завтра утром около десяти. Устроим большое толковище.
В прихожую вошел Hyp со своей подругой. Остановился, огляделся и направился сквозь толпу к Бертону. «Айша-бен-Юсуф», — представил он другу свою спутницу, тоненькую смуглую женщину, еще ниже Нура ростом. Красавицей она не была, но улыбалась очень обаятельно.
— Я позже тебе все объясню, — сказал Нуру Бертон. — А сейчас пора выбираться из этой толкучки.
Повернувшись к своему креслу, Бертон увидел Галла с группой доуистов, одетых в длинные белые развевающиеся на ходу балахоны. Они изумленно вертели головами.
Бертон поднял кресло в воздух, направив его в широкий дверной проем.
Потом взмыл вверх футов до двухсот и помчался над густым дубово-сосновым лесом Глущобой к огромной поляне у подножия высокого холма, на котором стоял особняк Алисы. Поляна площадью в триста футов, совершенно гладкая и плоская, была покрыта вечнозеленой травой. Сбоку на ней возвышалось чертово колесо, рядом располагались «русские горы», карусель и маленький каток, а посредине чего только не было: уйма столиков, уставленных блюдами и бутылками, белые тенты и эстрада, где андроиды наигрывали вальс, коттеджики типа римских вилл для отдыха, крокетное поле, площадки для бадминтона, танц-площадка из полированного дерева и множество андроидов-слуг, выглядевших как персонажи двух знаменитых книг Льюиса Кэрролла.
Под гигантским дубом на краю поляны стоял домик с трубами в виде заячьих ушей и с крышей, покрытой заячьим мехом. Перед ним располагался большой стол, накрытый для чаепития, и множество стульев. За столом сидели Мартовский Заяц ростом с человека, Болванщик и маленькая девочка. Одета она была в точности как Алиса на иллюстрациях Тенниела, но длинных белокурых волос у нее не было. Алиса велела, чтобы андроид выглядел как она сама в десятилетнем возрасте.
— Ай да Алиса, разошлась не на шутку, — пробормотал Бертон, направляя кресло к подножию холма.
Сама хозяйка стояла возле кресла, похожего на трон в Уэстминстерском Холле. Рядом, возле похожего трона, стоял высокий белокурый мужчина.
— Алисин сюрприз! — пробурчал себе под нос Бертон. — Так я и думал!
Он был уязвлен и злился на себя за то, что ему не все равно. Значит, он лгал самому себе, когда думал, что Алиса ему безразлична.
Выглядела она потрясающе. В своем любимом наряде двадцатых годов, но без
Бертон тогда еще сильно разобидел публику, заявив, что не верит в духов и не видит в них никакой пользы, даже если они существуют. Молодой баронет немного поболтал с Бертоном на приеме, устроенном после лекции. Оба они путешествовали по американскому западу, оба были археологами-любителями. Они провели полчаса в увлекательнейшей беседе, пока остальные, надеясь улучить момент, чтобы защитить спиритизм, ходили вокруг и недовольно фыркали.
Алиса с улыбкой чуточку злорадной, или ему показалось?представила Магленне Бертона и Звездную Ложку. Бертон пожал баронету руку, и оба мужчины в один голос выпалили:
— Мы знакомы!
Они поговорили пару минут, вспоминая о своем давнем знакомстве, пока очередь желающих поздороваться с хозяйкой или представиться ей не вытянулась длинным хвостом, и тогда Бертон спросил:
— Алиса, а ты-то его откуда знаешь?
— О, мы с Монти познакомились в 1872 году, когда мне было двадцать, а ему — тридцать, на балу у графа Пертширского. Мы потанцевали немного вместе…
— Мы танцевали до упаду, — вставил Монтейт.
— …и после этого несколько раз встречались. А потом он уехал в Штаты, где чуть не умер, подстреленный случайно каким-то бандитом, и вернулся только в 1880 году. Я в ту пору была уже замужем.
— Я не мог поддерживать с ней переписку, — сказал Магленна. — Одно письмо с объяснениями я все же послал, но оно до нее не дошло. И поэтому…
Несколько андроидов по сигналу Алисы подняли кресла, на которых прибыл Бертон со Звездной Ложкой, и потащили их через поляну к восточному краю.
Быстрее и эффективнее было бы отвести кресла на парковочную стоянку по, воздуху, но у Алисы не хватило то ли времени, то ли желания "инсталлировать андроидам программу управления креслами.
Бертон послушал Алису, которая в деталях рассказывала Звездной Ложке о том, как она горевала, когда думала, что Магленна потерял к ней интерес. В середине рассказа Бертон решил, что с него довольно, извинился и бесцельно бродил по поляне, пока к нему не подошла Звездная Ложка.
— Ты знал про мистера Магленну? — спросила она.
— Нет! — отрезал Бертон. — Она ни разу не упоминала б нем за все долгие годы, что была со мной!
— Как замечательно, что они в конце концов воссоединились. Подумать только: если бы не ты, они, возможно, никогда не нашли бы друг друга!
Звездная Ложка сияла довольной улыбкой. Радовалась Алисиному счастью?
Или, несчастная сама, злорадствовала, понимая, как неприятно Бертону появление Магленны? Горе порой слишком сильно коверкает души людей, и их единственной отрадой остается мысль о том, что другие тоже страдают.