Миры Клиффорда Саймака. Книга 16
Шрифт:
— Мне тоже одиноко, — признался Хэнк, — с тех самых пор, как Баунс состарился и подох у меня на руках. Я же так и не женился. До этого как-то ни разу не дошло. Баунс и я, мы повсюду бывали вместе. Он провожал меня в бар к Брэду и устраивался под столом, а когда Брэд выгонял нас, провожал меня домой…
— Что проку, — сказал Вердж, — сидеть тут и плакаться? Давай еще по глоточку, а потом я, так и быть, помогу тебе завестись, крутану рукоятку, и поедем куда-нибудь…
— Рукоятку даже трогать не надо, — ответил Хэнк. — Просто залезешь в машину, и она заведется сама собой.
—
Они сделали еще по глотку и залезли в модель «Т» — и она завелась и вырулила со стоянки, направляясь к дороге.
— Куда бы нам поехать? — спросил Вердж. — У тебя есть на примете какое-нибудь местечко?
— Нет у меня ничего на примете, — ответил Хэнк. — Пусть машина везет нас, куда хочет. Она сама разберется куда.
Подняв с сиденья саксофон, Вердж поинтересовался:
— А эта штука откуда? Что-то я не помню, чтоб ты умел дудеть в саксофон…
— А я никогда раньше и не умел, — ответил Хэнк. Он принял сакс от Верджа и поднес мундштук к губам, и сакс мучительно застонал и зажурчал беззаботно.
— Черт побери, — воскликнул Вердж. — У тебя здорово получается!
Модель «Т» весело прыгала по дороге, крылья хлопали, ветровое стекло дребезжало, а катушки магнето, навешенные на приборный щиток, звякали, щелкали и стрекотали. А Хэнк знай себе дул в саксофон, и тот отзывался музыкой, громкой и чистой. Вспугнутые ночные птицы издавали резкие протестующие крики и падали вниз, стремительно врываясь в узкую полосу света от фар.
Модель «Т» опять выбралась из долины и, лязгая, взобралась на холмы. И опять побежала по гребню, по узкой пыльной дороге под луной, меж близких пастбищных оград, за которыми маячили, провожая машину тусклыми глазами, сонные коровы.
— Черт меня побери, — воскликнул Вердж, — ну просто все как встарь! Мы с тобой вместе, вдвоем, не считая луны. Что с нами стряслось, Хэнк? Где мы дали промашку? Мы снова вдвоем, как было давным-давно. А куда делись все годы в середине? Зачем они нужны были, эти годы в середине?
Хэнк ничего не ответил. Он продолжал дуть в саксофон.
— Разве мы просили слишком много? — продолжал Вердж. — Мы были счастливы тем, что имели. Мы не требовали перемен. Но старая компания отошла от нас. Они переженились, нашли себе постоянную работу, а кто-то даже пробился на важный пост. Это самое неприятное, когда кто-то сумел пробиться на важный пост. Нас оставили в покое. Нас двоих, тебя и меня, двоих, кто не хотел перемен. Мы что, цеплялись за молодость? Нет, не только. Тут было и что-то другое, за что мы цеплялись. Наверное, цеплялись за время, совпавшее с нашей молодостью и сумасбродством. Каким-то образом мы и сами сознавали, что дело не только в молодости. И были, конечно, правы. Так хорошо не бывало больше никогда…
Модель «Т» скатилась с гребня и нырнула на долгий крутой спуск, и тут они увидели впереди внизу широкую многополосную автостраду, всю испещренную огоньками движущихся машин.
— Мы выезжаем на большое шоссе, Хэнк, — сказал Вердж. — Может, стоит свернуть в сторонку и не связываться? Твоя модель «Т» — славная старушка, лучшая
— Я же ничего не могу сделать, — ответил Хэнк. — Я ею не управляю. Она сама по себе. Сама решает, чего ей надо.
— Ну и ладно, какого черта, — заявил Вердж. — Поедем, куда ей нравится. Мне все равно. В твоей машине мне так спокойно. Уютно. Мне никогда не было так уютно за всю мою треклятую жизнь. Черт, ума не приложу, что бы я делал, не объявись ты вовремя. Да отложи ты свой дурацкий сакс и хлебни хорошенько, пока я все не вылакал…
Хэнк послушался, отложил саксофон и сделал два основательных глотка, чтоб наверстать упущенное, а к тому моменту, когда он вернул бутылку Верджу, машина разогналась, въехала на откос, и они очутились на автостраде. Модель «Т» радостно побежала по своей полосе и обогнала несколько других машин, отнюдь не стоявших на месте. Крылья гремели с удвоенной скоростью, а трескотня катушек магнето напоминала пулеметные очереди.
— Ну и ну, — восторженно заявил Вердж, — вы только гляньте на эту бабушку! В ней еще жизни на десятерых. Слушай, Хэнк, ты имеешь представление, куда мы держим путь?
— Ни малейшего, — ответил Хэнк и снова взялся за саксофон.
— А, черт, — сказал Вердж, — какая разница, куда мы едем, лишь бы ехать! Тут недавно был указатель, и на нем написано «Чикаго». А может, мы и правда едем в Чикаго?
Хэнк на минутку вынул мундштук изо рта.
— Может, и так. Меня это не волнует.
— Меня, в общем, тоже, — откликнулся старина Вердж. — Чикаго, эй, принимай гостей! Лишь бы выпивки хватило. Похоже, что хватит. Мы же прикладывались то и дело, а в бутылке еще больше половины…
— Ты не голоден, Вердж? — спросил Хэнк.
— Черт возьми, нет! — ответил Вердж. — Не голоден и спать не хочу. Никогда не чувствовал себя так хорошо во всей моей жизни. Лишь бы выпивки хватило и эта куча железа не вздумала развалиться…
Модель «Т» гремела и лязгала, но бежала наравне с целой стаей машин, мощных и обтекаемых, которые не гремели и не лязгали, — и Хэнк играл на саксофоне, а старина Вердж размахивал бутылкой и вопил всякий раз, когда дребезжащая старушка обставляла «линкольн» или «кадиллак». Луна висела в небе — и, кажется, на одном месте. Автострада перешла в платное шоссе, и перед ними мрачной тенью возникла первая кассовая будка.
— Надеюсь, у тебя есть мелочь, — сказал Вердж. — Что до меня, я пустой — шаром покати…
Однако мелочь не понадобилась, потому что, едва модель «Т» подкатила поближе, шлагбаум при въезде на платный участок поднялся, и громыхающая коробочка прошла под шлагбаум бесплатно.
— Все вышло по-нашему! — завопил Вердж. — С нас не берут платы — и не должны брать! Мы с тобой столько пережили, что нам теперь кое-что причитается…
Слева, чуть поодаль, выросла тень Чикаго. В башнях, громоздящихся вдоль озерного берега, сверкали ночные огни — но машина объехала город по длинной широкой дуге. И как только обогнула Чикаго и нижнюю часть озера, как только одолела затяжной поворот, похожий на рыболовный крючок, перед пассажирами открылся Нью-Йорк.