Миры обетованные

Холдеман Джо

Аронс живет в крошечной квартирке рядом с площадью Вашингтона. Его комнатушка даже меньше той, что я занимаю в университетском общежитии. По размеру комната Аронса — как моя в Ново-Йорке. Она заставлена стеллажами, полки которых забиты книгами и подшивками газет и журналов. У Бенни есть телефон, но нет телекуба. Кровать поднята к стене, как спальная полка в купе. Когда Аронс опустил свою кровать, в комнатенке стало совсем тесно. Мне некуда было девать колени. Оставалось — либо устроиться на кровати, либо на стуле за письменным столом. Бенни стоял и ждал, пока я принимала решение.

Мы бегло просмотрели

конспекты, и я попросила Бенни показать мне что-нибудь из его стихов. Он ответил, что стихи показывать мне ещё не время, — надо ближе узнать друг друга. Когда-то он публиковал свои подборки в журналах, но затем пришел к мысли, что печататься — глупо. Вот и вся информация, которую я получила. Теперь Аронс пишет нечто другое. Что? Он вежливо уклонился от разговора. Потом он заявил, что звучащее слово на бумаге умирает. Умирает чересчур красивое слово, добавила я про себя. Бенни показал мне несколько своих рисунков. Никогда бы не подумала, что они вышли из-под пера поэта. Скорее из-под пера инженера: уличные сценки, прорисованные тщательнейшим образом, тоненькие штришки — мельчайшие детальки. Техника: жесткое перо, черная тушь и акварель, где каждое цветовое пятно живет обособленно; оно обведено, как в детских альбомчиках «Раскрась сам». Бенни признался, что рисует в основном для себя и исключительно по вдохновению. Но несколько работ он продал иностранцам.

Аронс прожил всю жизнь в Нью-Йорке. В данной квартирке обитает с шестнадцати лет. Деньги тратит в основном на книги. Многие из них — настоящие книги, в твердых обложках и отпечатанные типографским способом. Но есть у Бенни и копии, сделанные на библиотечной множительной аппаратуре. Одну из полок стеллажа занимали раритетные издания в кожаных переплетах.

Деньги Аронс зарабатывал тем, что занимался репетиторством, изредка продавал картины, приглядывал за маленькими детьми из семей, живущих в том же доме, а кроме того, преподавал в скромной Городской школе.

Я уже упоминала, что Бенни обладает врожденным чувством юмора. Помимо того, он умеет жонглировать сразу четырьмя монетками. Что ещё он умеет? Затронуть потаенную струнку в вашей душе и мягко поигрывать ею, словно веревочкой, которую ради забавы наши предки надевали себе на пальцы. Думаю, Бенни безошибочно угадывает чужую боль. Он длинный и тощий, кожа да кости, никогда не расстается со шляпой и никогда не открывает рот, улыбаясь. А улыбается он часто.

Я благодарна ему за то, что с его губ не слетают сальности, и, за то, что он не кружит вокруг меня, как павлин, распустивший хвост. Если бы он настаивал на нашей близости, я, вероятно, уступила бы ему и потом сожалела об этом. Или отказала, а потом тоже сожалела. А ещё позже и вовсе не находила бы себе места.

10 сентября. Перечитала отдельные страницы из Твена и Мелвилла и пошла в фонотеку слушать образцовый креольский и учить креольский алфавит. Господи, я ведь легко могла отказаться от этого курса, несмотря на то, что мой кураторконсультант буквально навязала мне его. На родине мне такие знания не пригодятся.

За обедом я съела гамбургер и бифштекс. Потом долго ждала, как отреагирует на мясо мой организм. Ничего не случилось. Впрочем, нет. Случилось. По-моему, мне всю ночь снились глаза той чертовой коровы.

Пока была в библиотеке, сделала

нотную копию «Концерта для кларнета» Брамса. Жаль, что мое расписание составлено таким образом, что на регулярные занятия музыкой времени не остается. Но сегодня перед ужином я выкроила пару часов и поиграла. Сказывается и то, что за две недели космического полета мои губы ни разу не дотронулись до инструмента. Я посетила музыкальный магазин и купила бамбуковый инструмент — всего десять долларов! После него во рту остается горький привкус, но звук зато более мелодичный, чем тот, что я извлекаю из пластика.

11 сентября. На семинаре по менеджменту прямо передо мной сидит полицейский из федеральной службы (ФБР). Вчера он явился на занятия в «полевой» форме, в легком бронежилете и в зеркальном шлеме.

Нам он объяснил, что сразу после университетских занятий он отправится в школу ФБР, а оттуда — на ночное патрулирование, это у них практика. Он учится в полицейской школе и одновременно посещает семинар по менеджменту для того, чтобы всегда можно было, оставив службу, переключиться на другой род деятельности и, чем черт не шутит, открыть свое дело.

Прежде я почти наверняка влюбилась бы в него. А теперь — вряд ли. По натуре это очень спокойный человек, но когда он одет по форме, это сочетание — ледяное спокойствие и экипировка — создает какой-то жутко-устрашающий эффект. Раскаленный уголь под мягким слоем остывшего пепла. Кстати, вот что полицейский рассказал о зеркальном шлеме: он защищает глаза, когда в лицо стреляют из лазерного оружия. Конечно, если не стреляют в упор. Мне же кажется, шлем — это ещё и средство психологического воздействия на людей. Человек-невидимка, невозмутимый робот…

Его зовут Джефф Хокинс. Внешне он похож на Чарли Девона. Косая сажень в плечах, очень короткая стрижка — глянешь со стороны: череп словно выбрит наголо. Джефф даже крупнее Чарли; да и сложен получше. А образован — с Чарли не сравнить. Однако интуитивно я чувствую, что это один и тот же тип человека.

Меня это раздражает. Никому не известно, где он родился. Ну, ладно. Никто не имеет права лезть к нему в душу. Никто. Но я уже ощутила: у Джеффа очень мощное биополе. Мощное и активное. Оттого-то я и переполнена информацией: да, сейчас он невозмутим, но как только я, О'Хара, дрогну и от желания у меня закружится голова и помутится рассудок — простыня будет наготове, и ещё одна, чтоб укрыться, и как только Джефф почует, что я «созрела», сам сделает шаг навстречу, сам сорвет спелое яблочко.

Держи себя в руках, О'Хара! После трех недель воздержания каждый мужчина — самец. Позаботься о себе. Нет, не в этом плане, это слишком просто. Пора понять, что все люди — разные, и все мужчины на Земле — тоже разные.

Да и всегда под боком такая отдушина, как «Космос-клуб». Ради Бога, загляни в глаза какому-нибудь девониту и будь спокойна…

12 сентября. Явилась на вечер в клуб. Никакой официальщины. Все раскованны и благодушны. Мы собрались в дальнем зале ресторана «Река Лиффи». Заведение оформлено под старинный ирландский паб, и подают черную форель из бочки; Джон бы знал — у него б слюнки текли. После короткой и не очень внятной торжественной части мы разбрелись по ресторану, разбились на группы: фон-браунцы, машаллахцы, ново-йоркцы…