Миры отверженных
Шрифт:
– Там кто-то есть. Там точно кто-то есть, – выкрикнула Тэсия. – Надо сказать папе, – и девочка выбежала из модуля.
Через несколько минут Леонтий, Лисипп и Самакс, в несколько здоровых сильных рук, расшатали створку двери. Запорка, мешающая ее движению, вылетела, дверь отошла назад в положение «открыто», и перед взорами присутствующих, предстал, перепуганный до смерти, Ид.
– Вот это да! Вот это сюрприз! А то тут некоторые спрашивали, где же эти зеленокожие? А тут оказывается, отродье того самого лгуна, который пообещал нам, всё здесь рассказать. Ну, щенок, сейчас ты нам
Леонтий схватил Ида, который был до того напуган, что даже и не подумывал о каком-либо сопротивлении, и поволок того на улицу. Леонтий протащил его до самого центра площадки, и бросил на землю.
Поглядеть на своего недавнего тюремщика, а теперь представшего перед ними в роли жертвы, сбежались все, кто сейчас был на плато. Все обиды и разногласие были забыты в мгновение ока. Сейчас всех объединял интерес к общему врагу, причине всех их злоключений последних суток.
Ид видел вокруг себя лица, перекошенные от злобы и ненависти. Они махали в его сторону руками, и говорили все одновременно и, хотя он вроде понимал, о чем они говорят, но от страха и стресса, он не понимал и малую часть того, что он слышал. От всего этого, мальчик закрыл голову руками и сжался в комок.
Просочившийся сквозь частокол ног, Бруно подошел к мальчику, принюхался к нему и лизнул его руки, закрывающие лицо. Крики и ругань не стихали, но тут на помощь к талану, бросилась Тэсия и, заслонив его собой от всех, закричала. – Что вы все на него набросились? Не видите, что ему страшно. Может, если мы его попросим, – он нам сам всё расскажет? Что ж вы, взрослые, все на одного маленького набросились?
Хильдебальд, стиснул зубы. – Это детёныш наших врагов. Значит он наш враг. Просить я ничего не буду. Если он не начнёт сам все рассказывать начистоту, – то я сброшу его отсюда, вниз.
– Ну, а если ты его сбросишь вниз, как мы тогда узнаем, где мы, и что с нами происходит? – парировала Тэсия.
Хильдебальд от злости заскрежетал зубами, и перевел глаза на Леонтия. Римлянин, ехидно улыбнулся. – А ведь вполне разумный вопрос. Познакомьтесь – это моя дочь. Мы – римляне, и нам свойственно сначала думать, а потом что-то делать.
Хильдебальд распрямился. – Ладно, давай пусть сама пробует.
Тэсия наклонилась к Иду, и погладила его по волосам. Волосы были необыкновенно шелковисты, и в тоже время упруги и приятны на ощупь, – отметила про себя, Тэсия, и вдруг она случайно натолкнулась на наросты позади ушной раковины. Ид вздрогнул. Девочка заглянула ему в глаза. – Не бойся, тебя здесь никто не тронет. Ты можешь всем нам рассказать, что здесь происходит? А то мы тут ничего не понимаем.
Ид убрал руки с лица.
– А может, ты кушать хочешь? А не осталось у кого-нибудь яблочка? – обратилась она ко всем.
Ольдих с неохотой полез себе за пазуху, и достал оттуда яблоко и кинул его девочке. Тэсия протянула яблоко талану. Ид взял яблоко в руки, и принюхался к нему.
– Кушай, кушай, это вкусно, – нам всем понравилось.
Ид надкусил яблоко, и приятная влага потекла ему в рот, после чего он почувствовал невероятное облегчение.
– Кушай быстрее уже. Наслаждается тут он. А мы, что, вечность тут ждать будем? –
Хильдебальд обернувшись, посмотрел на говорившего. Это был Ульрик.
Ид поднялся на ноги и замялся. – Я даже не знаю с чего начать?
– А что по нам не видно, что мы никуда не спешим? Рассказывай уже, – воскликнул Леонтий.
– А я даже не знаю, на каком языке вам рассказывать. Вы говорите на разных языках, а я знаю только ваш язык, – тут Ид показал на Леонтия и ваш, – и он ткнул в сторону Ульрика. – На каком мне говорить?
– На римском. – Нет, на вандальском, – посыпалось со всех сторон.
Леонтий посмотрел на Хильдебальда. – Поскольку, владеющих латынью здесь большинство, то пусть объясняет сначала по-нашему, а потом если понадобится, объяснит и твоим. Тем более нашим языком, владеют некоторые из вас. Это будет справедливо.
– Хорошо, римлянин, пусть будет по-твоему.
– Говори, – сказал римлянин.
Мальчик осмотрелся вокруг. Теперь это были не лица, искаженные ненавистью, а лица, которые ждали, чтоб им объяснили, – что же здесь все-таки происходит, и мальчику уже не было, так страшно смотреть на них.
– Меня зовут Ид. Я талан.
Ид увидел непонимание на лицах слушавших. – Ну, вот ты человек, ты человек, ты человек, – Ид произвольно указывал на кого-то в толпе, – а я талан. Все, кого вы видели похожим на меня, с зеленым цветом кожи – это таланы. Мы с планеты Таураан.
На лицах слушателей опять повисло непонимание.
– Хорошо. Мне тогда нужно что-то, чтобы нарисовать. Ид увидел, как собака держит в зубах и грызет какую-то палку. – Можно мне её взять?
Тэсия подошла к Бруно и отобрала у пса игрушку. Пес прилег и опустил недовольную морду на передние лапы. Ид нарисовал на земле круг, потом рядом круг второй. – Вот смотрите. Это ваша планета, а это моя.
На лицах недоумение и непонимание приобретало все более тяжелые формы.
– Ну, вот таланы живут на этой планете, а вы живете на этой.
– А где это – на этой планете? – воскликнул, удивленный Лисипп. – Вы что, живете на другой стороне Земли? А, вот почему тогда мы вас никогда раньше не видели, – вздохнул грек с облегчением.
– С какой другой стороны? С другой стороны чего? – Ид не понимал, что ему сейчас говорит грек.
– Боже всевышний, ну вразуми же это твое неразумное создание, – вступил в беседу отец Дарион. – Всем же известно, что земля имеет форму в виде диска. И мы все живем на нём сверху, а что внизу творится – так это ад, в котором мы уже находимся, и скоро нас всех поджарят черти.
– Чего – то пока не видно раскаленных сковородок со скворчащим на них маслом, – подразнил священнослужителя грек. В толпе заулыбались.
– Слепцу это естественно и не видно. Но я не вижу, как мы отсюда спустимся, и никто это не видит. Так что считайте это место, где мы находимся, и есть большая сковородка, на которой мы поджаримся на этом пекле,– парировал Дарион. Смешки сразу резко поутихли.
– Может, мы всё же послушаем зеленокожего, а не эти философские измышления, – недовольно посмотрел на Леонтия, Хильдебальд. Мои-то, молча, слушают и не перебивают.