Миры под лезвием секиры
Шрифт:
— Все, что у вас есть, благородный господин! — он бесцеремонно ухватил Смыкова за брючный карман. — Все, до последней монеты.
— А по физиономии не хотите? — поинтересовался Смыков.
— А вы не хотите, чтобы благодаря вашей скупости умер лучший друг? — парировал калека.
— Откуда вы это взяли? — насторожился Смыков.
— Иначе зачем бы вы покупали столько дорогих и бесполезных лекарств?
— Ладно, после поговорим. — Смыков локтем отпихнул приставалу.
— Меня зовут Гильермо, благородный господин. Гильермо Кривые
— Эй, а как ваше снадобье принимать? — крикнул вслед ему Смыков.
— Внутрь, благородный господин, внутрь, — донеслось сквозь разноголосый базарный гул.
За время их отсутствия состояние Зяблика ухудшилось. Он очнулся, маялся болью и беспрерывно постанывал, как человек, вздернутый на дыбу. Мрачный Толгай беспомощно топтался поблизости, а Верка время от времени стряхивала слезинку с уголка глаза.
— Интоксикация начинается, — сообщила она. — Уже моча черная пошла. Боюсь, почки не выдержат. Вы все достали, что я просила?
— Сама смотри, — Смыков передал ей пакет с лекарствами. — На взвод солдат должно хватить.
— Если их от поноса да насморка лечить… — Верка быстро рассортировала лекарства. — Хотелось бы, чтобы это помогло. Только я не представляю, как у него кожа на подошвах зарубцуется. Там же все до костей сожжено.
— А мы раздобыли универсальное лекарство, — сказал Артем. — Лечит любые раны, кроме заведомо смертельных.
Снадобье, полученное от калеки, при ближайшем рассмотрении оказалось бурым порошком с довольно неприятным запахом. Попадались в нем какие-то соринки, зернышки и даже крылышки насекомых.
— Из тараканов натолкли, — скривился Смыков.
— Вы считаете, что это должно помочь? — Верка подняла на Артема грустные глаза.
— Хуже, во всяком случае, не будет. Человек, который предложил нам это средство, лично у меня вызывает доверие.
— Удивляюсь вам, — сказал Смыков. — Опытный, хм… человек, а доверяете первому попавшемуся шарлатану.
— Потому и доверяю, что опытный, — ответил Артем доброжелательно. — Вы обратили внимание, какую форму имела его грудная клетка, особенно с левой стороны? Насколько я разбираюсь в медицине, в свое время он получил жесточайшую травму грудины. Вряд ли при этом уцелела хоть одна кость. Такие раны смертельные, ведь переломанные ребра протыкают легкие и даже сердце. Этот человек должен быть мертв не на сто, а на сто пятьдесят процентов.
— У травм и ожогов разная патология, — сказала Верка. — Но давайте попробуем…
Порошок высыпали Зяблику в рот и дали запить вином. После этого Верка занялась уколами и перевязками, Толгай — испытанием новой сабли, Лилечка — аккордеоном, а Смыков, Цыпф и Артем обсуждением ближайших планов.
Почти сразу определилась дилемма: или на всех парах нестись в Отчину, надеясь если не на эффективное лечение, то на помощь родных стен, или оставаться на месте, дожидаясь действия неведомого снадобья.
— Дайте вспомнить… — Артем наморщил лоб. — Есть ли у вас что-либо похожее на заведения, которые раньше назывались Ожеговыми центрами?
— Куда там! — махнул рукой Смыков. — У нас, считайте, и больниц не осталось.
— А как же люди лечатся?
— Когда как. В некоторых общинах есть врачи, но все больше самоучки. Ну а с лекарствами, сами видели, только на толкучке и десятилетней давности. Костоправов и акушерок хватает. Бабки травы целебные собирают. Живем… Народ-то у нас в основном крепкий остался. Слабаки все давно преставились.
— Я правильно понял: в Отчине ваш друг не сможет получить никакого интенсивного лечения, связанного с переливанием крови или пересадкой кожи? — уточнил Артем.
— Зато дома-то и умирать веселее, товарищ дорогой. Вам, как природному бродяге, это, конечно, трудно понять. Мы его в чистую постельку положим, всех специалистов соберем, авось что-то и придумаем.
— Постельку мы ему и здесь сможем соорудить. В шалаше, например. Специалистов тоже хватает. Врач ваша — человек опытный и старательный. Да и я кое-что в медицине смыслю. Подождем денек-другой. Если резкого улучшения не наступит, двинем в Отчину.
— А вдруг наступит?
— Тогда отправитесь на поклон к Гильермо Кривые Кости и купите снадобье по назначенной им цене.
— Никакой он не Гильермо, — сплюнул Смыков.
— А кто же?
— Какой-нибудь Гришка Костыль. На пиджике кое-как болтает, а когда я по-испански с ним заговорил, сделал вид, что не расслышал. Из наших он. То ли у инквизиторов в переплете побывал, то ли у аггелов.
— Особого значения это не имеет. Главное, чтобы снадобье не подвело. Ему-то самому какое-то волшебное лекарство определенно помогло.
— Слухи о всяких чудодейственных эликсирах циркулируют уже довольно давно,
— вступил в разговор Цыпф. — Хотя лично я не знаю ни одного человека, который испытал бы их действие на себе.
— Знаете, братец вы мой, знаете! — точно с такой же интонацией Смыков когда-то произносил на очных ставках: «Обвиняемый, вы можете опознать в представленном вам человеке своего соучастника?»
— Кого? — взволновался Цыпф.
— Аггела, что в Талашевске с крыши свалился. Вспомнили? Уж так бедолаге умирать не хотелось, так не хотелось. Кажется, соберет сейчас мозги в носовой платочек и дальше побежит… Спасибо Толгаю, успокоил его.
— Верно! — Цыпф так разволновался, что да привстал с травы. — Все сходится…
— Что сходится? — покосился на него Смыков.
— Необыкновенные способности аггелов… Рога… Прыжки на восемь метров… Жизнь после смерти… Слова их предводителя о чудодейственных травах.
— Вы что, братец мой, этой политической проститутке Ламеху поверили?
— Ламеху… Какой смысл ему лгать? Ведь не мы его допытывали, а он нас. В Эдем след тянется, не иначе! И Зяблик так думал. У нас с ним на эту тему даже разговор был.