Миры Пола Андерсона. Т. 10. Сага о Хрольфе Жердинке
Шрифт:
Вернулся Вёгг, неся наполненный рог, и, пав на колено, подал его воину. Хьялти погладил свою короткую бороду — ему не было еще и тридцати, зим — и продолжал:
— Конечно, в округе есть еще и стога сена и всякое такое. Вёгг, дружище, как бы тебе понравилось получить в подарок на Йоль, скажем, девчонку-рабыню, что могла бы ублажить тебя?
У юнца отвисла челюсть. Несколько мгновений он мямлил что-то невразумительное, краснея и переминаясь с ноги на ногу, пока не выдавил из себя:
— Мне… Мне?.. Спасибо, господин, н-н-но… нет, вдруг она не захочет…
Он резко отвесил поклон и спасся бегством.
Хьялти, довольно хихикнув, пожал плечами. Лицо Бьярки оставалось серьезным. Он взглянул на конунга и сказал:
— Мой господин! Я уже говорил с тобой об этом раньше, но хочу напомнить снова, что все твои дети — женского рода…
— А я должен иметь сына, лучше всего от женщины, ставшей моей законной женой, — продолжил Хрольф.
— Да. И наши наследники, наши сыновья, дружно сомкнут щиты, под защитой которых Дания будет процветать — и после нашей смерти.
— Хорошую партию можно было бы найти в Свитьод, после того как конунг Адильс избавил мир от своего присутствия, — заметил Свипдаг.
— Все вы, конечно, правы, — кивнул конунг Хрольф. — Я слишком долго ждал. Здесь когда-то жила одна девушка… — боль мешала ему говорить, — она умерла. Я бы хотел, чтобы ее дух оставил меня в покое. Давайте поговорим об этом потом, через несколько дней.
Внесли Золотого Вепря. Хотя конунг и его воины больше не молились богам, но они не отказались от древнего обычая приносить клятвы во время Йоля. Хрольф был первым. Он встал, возложил правую руку на идола и, подняв чашу с вином в левой руке, произнес то, что произносил каждый год:
— Все лучшее, что есть во мне, отдам моей стране, ибо я — отец Дании и всех ее жителей.
Голос его был негромок, но его слышали во всех концах залы. Собравшиеся стояли в тишине, пока он пил свою чашу. Затем радостными криками они приветствовали своего любимого конунга.
Вскоре после этого Хьялти, попрощавшись со всеми, попросил разрешения удалиться. Впереди его ждали несколько миль зимней дороги — достаточный путь, чтоб его горячая голова успела слегка охладиться. Заспанный, дрожащий от холода конюх вывел его оседланного скакуна из конюшни во двор. К седлу были приторочены щит и кольчуга, к тому же воин захватил с собой копье, меч и нож, хотя казалось почти невозможным, что военное снаряжение может пригодиться ему в мирное время. Он вскочил в седло. Копыта застучали по каменным плитам проулков, где приземистые дома громоздились, точно утесы. Затем он миновал ворота, и город остался позади.
Лихим аллюром пустился Хьялти на север. Ночь была тихая и холодная, дыхание всадника и коня клубилось белесым паром, оседая инеем на железе. Звонкое цок-цок, что выбивали копыта на каменистых участках дороги, разносилось далеко над лугами, окутанными серым туманом, и хуторами, смутно видневшимися вдали. В вышине высыпало множество звезд, и сполохи северного сияния раскрывались веером из тускло-красных и ярко-зеленых лучей, заполонив собой полнеба. Небесная Колесница катилась на своих вечных колесах по искрящемуся Звездному Мосту в наступающий год. Однажды сова с шумом пронеслась мимо, и Хьялти подумалось, что, наверное, где-то затаилась дрожащая от ужаса полевая мышь, совсем как человек в страхе пред Небесными Силами. Он поднял голову и подумал: «Не по мою ли это душу?»
Тира, его наложница, жила одна в маленькой, но крепкой хижине, которую он купил, чтоб селить туда на время своих возлюбленных — рабынь или бедных хуторянок. Когда они начинали раздаваться вширь в ожидании ребенка или просто надоедали ему, Хьялти обычно прогонял их прочь, дав достаточно золота, чтоб на свободе — если они не были свободны раньше — им было легко найти себе достойного супруга. Тем не менее женщины частенько плакали, расставаясь с ним.
Хьялти сам отвел коня в стойло, пробираясь на ощупь в темноте, а затем несколько раз постучал в дверь.
— Кто там? — донеслось из-за ставень.
— А кто бы ты думала? — поддразнил ее Хьялти.
— Я… Я не ждала тебя…
— Но я уже здесь, и мне срочно надо согреться!
Она запалила сальную плошку и, отперев дверь, пустила его внутрь. Он протянул к ней руки в тусклом свете фитиля и едва тлеющих угольков очага. Тира была крупной молодой женщиной, светловолосой, полногрудой и приятной на вид.
Она сжала его в объятиях. Ее пальцы были такими крепкими, что никак не соответствовали округлой мягкости всего остального.
— О! Как я рада, что ты пришел! — шептала она. — Правда, сначала я испугалась… Все из-за этих ужасных снов, что у меня бывают теперь. От страха я просыпаюсь и как можно дольше стараюсь не заснуть, чтоб они не вернулись снова.
Он нахмурился, вспомнив, что накануне Йоля случаются самые жуткие вещи:
— О каких это снах ты говоришь?
— Орлы разрывали искромсанную плоть павших воинов… вороны кружили вокруг, и сполохи вспыхивали в непроглядной тьме, совсем как сегодня ночью… Знаешь, когда я была маленькой, у нас был сосед, называвший северное сияние Танцем Мертвецов… Затем я слышала голос, вещавший о чем-то целую вечность, и я, казалось, проваливаюсь в бездонную рану, разъявшую мир. Но мне так и не удалось разобрать ни одного слова…
На мгновение Хьялти и сам слегка испугался. Но потом, вспомнив, зачем он приехал сюда, с улыбкой сказал:
— У меня есть кое-что, способное прогнать прочь все твои страхи и дурные предчувствия, дорогая.
Они поспешили к постели, где их тела сплетались в страстном любовном порыве трижды за короткое время. Потом они заснули в объятиях друг у друга.
Но и ему стали сниться ночные кошмары: бешеная скачка и крики, разносимые ветром под низкими небесами, хлопанье крыльев, хищные когти и клювы, чувство потери, невыразимое и безграничное…
Хьялти с трудом заставил себя проснуться.
— Нет, я не сдамся! — сказал он громко.
Тира застонала во сне. И, казалось, какой-то странный шум донесся из глубокой ночной тьмы.
Что-то двигалось и скрежетало вдали, в нескольких милях от этого уединенного места. Хьялти выскользнул из-под покрывал. Холод сковал его обнаженное тело. Он нащупал окно и распахнул ставни.
Покрытая инеем пустошь по-прежнему простиралась под мерцающими снопами света и высоким звездным небом. Там и здесь виднелись черные деревца, похожие на скелеты. А вдалеке, у самого края равнины медленно продвигался отряд, направляясь из Роскильде-фьорда к Лейдре.