Миры Пола Андерсона. Т. 18. Камень в небесах. Игра Империи. Форпост Империи
Шрифт:
— Вас так хорошо знают? — человек задумался. — Как хотите. Вам тоже надо зарабатывать на жизнь.
Внештатные агенты получали за свои усилия гроши, хотя вознаграждение при выходе в отставку — если они могли доказать, что сбережений у них нет, — было вполне приличным.
— Только следите за собой. Переступите границу — считайте себя покойником.
— Понял, сэр. Что-нибудь еще? Нет, сэр? Конец связи.
Наедине с собой Таргови погрузился в раздумья. Точнее сказать, мысль его побежала сразу по десяткам путей, охотничий азарт струился по нервам. Подозрения крепли.
Нужна была помощь, и он не знал, где ее искать.
Глава 3
В космопорту Лагеря Ольги Таргови вывел фургон из трюма корабля. Он был такой же потрепанный с виду — длинный угловатый металлический ящик, поцарапанный и побитый. Предназна–чсн он был для перевозки всякого барахла, и впереди у него была кабина водителя и пара скамеек для пассажиров. Втяжные колеса и понтоны, казалось, нужны не только для передвижения по суше и воде, но и для страховки — а вдруг откажут гравитаторы.
Но в отличие от корабля, фургон внутри был куда лучше, чем снаружи. Когда разведка Флота завербовала и кое-как натаскала молодого Таргови, ему выдали всю аппаратуру, в которой только может возникнуть потребность. Вообще-то это было не принято для агентов, чья работа — просто держать при разъездах глаза открытыми и сообщать обо всем необычном, но Таргови был не только агентом, но и сыном Драгойки, а она — вождем сестричества, которое правило тигранами Тоборкозана. И более того, она была другом Доминика Флэндри. Хотя он уже лет пятнадцать в системе Патриция не появлялся, они иногда обменивались весточкой; Флэндри дослужился до адмирала Флота, и сам император к нему прислушивался. Так что непоседливый сын Драгойки получил кое-что дополнительно.
Машина Таргови тронулась с мягким жужжанием. Сзади величественно громоздились горы, почти все в белых шапках. Ледники под далеким солнцем отсвечивали сине–зеленым. Пионеры растопили снега на Маунт–Хорн и поставили термоядерный обогрев для поддержания приятной теплоты воздуха и скал. Так что ледовые быки ушли вслед за морозолюбивыми растениями, которыми они питались. Ниже начинались сельскохозяйственные угодья, идущие до самого уровня моря. Но там люди не могли дышать иначе, как через шлем с редуктором: атмосферное давление было таково, что газы, необходимые для их легких, становились ядами.
Но не для Таргови. Оставив гряду гор сзади, он направился вдоль подножия холмов и вынул оксигилл из его миниатюрных гнезд — из-за него уже приходилось дышать неглубоко. Таргови осторожно вложил прибор в футляр, хотя его ткань трудно было повредить, и продолжал путь вниз, где для него начиналась зона полного комфорта. Спуск был нелегким, поскольку плотность воздуха в условиях Имхотепа менялась быстро.
Под ним проплывал континент — сплошной лес, неохватная зеленая и золотая тень с серебряными нитями и пятнами рек и озер, таинственная, как Дальняя Страна Деревьев, куда, по верованиям стариков, уходят души умерших. Над головой в глубокой голубизне неба плыли обрывки облаков, огромный полукруг луны Зосер призрачно парил над вплывающим в поле зрения морем. Прекрасный мир, подумал Таргови. Не Старкад — второго Старкада не может быть — но зачем горевать о навеки потерянном? Его поколение начало жизнь здесь, а не там. И пусть их мало, пусть их подавляет или ломает
Таргови этого было мало.
Он нашел реку Хрустальную и двинулся вдоль ее течения до впадения в Рассветную Бухту. Здесь, где лежала природная гавань, защищенная от приливов и отливов, карсавики построили свой новый город. Разные общества селились кто где, желая сохранить свой образ жизни, а народ карсавиков состоял из морских бродяг.
Еще они поддерживали самый тесный контакт с терранами, миссия которых располагалась на горной гряде к западу. Низкие, окрашенные в мягкие тона здания казались всего лишь пристройками серой каменной массы на вершине холма. Таргови знал, насколько это впечатление иллюзорно. То был Замок Сестричества.
Как бы там ни было, а Тоборкозан укоренился и пошел в рост. При необходимости он выжил бы и без дальнейшей поддержки. Дома — бревенчатые, часто с резными тотемами на крышах — широко рассыпались вдоль беспорядочно раскиданных улиц. Морские суда в порту тоже почти все были деревянными — архаичные парусники, потому что корабелы знали, как их строить. Но на большинство поставили вспомогательные двигатели, и было несколько судов на воздушной подушке вполне современной конструкции. На железобетонном поле северного мыса могли приземляться аэрокары, а также глайдеры и пропеллерные летающие лодки, которые многие тигране конструировали для себя сами.
Таргови, имея такую привилегию, посадил машину во внутреннем дворе замка и вышел. Стража вскинула в салюте традиционные алебарды. Огнестрельное оружие у них тоже было. Эмиграция не загасила старой кровной вражды и не мешала появлению новых вендетт, не говоря уже о просто беззакониях, и лучше было самому позаботиться о своей защите, чем полагаться только на терран. Узнав, что мать в своих покоях, Таргови ускорил шаг.
Драгойка жила в башне Гаарнох. Гаарнохи не вошли в число видов, которые удалось акклиматизировать на Имхотепе, но в памяти народа жила их длиннорогая мощь.
Мать стояла посреди комнаты со сланцевым полом и гранитными стенами. Суровость комнаты слегка смягчали гобелены. Книги и единственный кубок из морской раковины вывезли со Старкада. Все остальное — бронзовые канделябры, стекло и серебро, массивный стол, кушетка, формами напоминавшая корабль, — было местного производства. Возможность межзвездной перевозки грузов была ограничена, приходилось принимать куда более горькие решения, чем оставить на гибель результаты целой истории. Драгойка стояла у открытого окна, подставив лицо соленому ветру и глядя на прибой, налетающий на дальние рифы за бухтой.
— Привет тебе, мать и предводитель, — сказал Таргови.
Драгойка обернулась, заурчала и подошла, чтобы взять его руки в свои. Рассыпанная по плечам женская грива уже была тронута сединой, но двигалась Драгойка легко. Женские округлости тела слегка исхудали, но груди гордо выдавались вперед. Они, правда, не были украшением из жировой ткани, как у людей, а состояли из мышц и сосудов — органы, из которых дети сосали не молоко, а кровь. Таргови был знаком с терранскими рассуждениями на эту тему, говорившими, что необходимость повышенного производства крови сделала ее пол более сильным и потому доминирующим в большинстве тигранских культур. Но его мысли по этому поводу никак не уменьшали уважения к матери.