Миры Пола Андерсона. Т. 8. Операция “Хаос”. Танцовщица из Атлантиды
Шрифт:
Но вот что касается церкви иоаннитов… да, это была история! Публичные признания демона привели к падению этой церкви. Была проведена проверка консерваторов из правительства, поддерживающих иоаннитов, но они оказались невиновны. Потом из остатков церкви образовалась секта, в которой выдающуюся роль играл наш старый знакомый, Мармиадон; эта секта пытается проповедовать Евангелие Любви. Ну, поскольку гностицизм и тайный дьяволизм отжили свое, то, пожалуй, святой Петр или добрый и мягкий святой Иоанн едва ли могут иметь что-то против этого Евангелия.
Лобачевский, прежде чем вернуться на небеса, доказал несколько теорем, в которых я ничего не понял. Но мне объяснили, что с их помощью можно удвоить силу тех чар, которые разработали
Оглядываясь назад, я иной раз и сам не верю, что все это случилось на самом деле и что все это проделали рыжеволосая ведьма, вервольф с куцым хвостом и важный черный кот. А потом я вспоминаю, что Враг не понимает шуток. Зато Бог, я уверен, любит посмеяться.
ТАНЦОВЩИЦА
ИЗ АТЛАНТИДЫ
Перевод с английского
И. Гуровой
И семь Ангелов, имеющие семь труб, приготовились трубить.
Первый Ангел вострубил, и сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю; и третья часть дерев сгорела, и вся трава зеленая сгорела.
Второй Ангел вострубил, и как бы большая гора, пылающая огнем, низверглась в море; и третья часть моря сделалась кровью.
И умерла третья часть одушевленных тварей, живущих в море, и третья часть судов погибла.
Третий Ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод.
Имя сей звезде полынь; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки.
Четвертый Ангел вострубил, и поражена была третья часть солнца и третья часть луны и третья часть звезд, так что затмилась третья часть их, и третья часть дня не светла была — так, как и ночи.
Где вы, созвездия славных героев,
Рудры сыны на конях, ослепляющих взоры?
Тайну рождения их никто из смертных не знает.
Ведомо это только героям самим.
Словно орлы, распростершие шумные крылья,
Рвутся в битву они, озаряя друг друга сияньем.
Мудрый
Вымя свое дала им Пришти когда-то.
Кто остановит могучих воинов, воинов Рудры,
Выбравших путь, ведущий их к славе бессмертной?
Память в веках сохранится о храбрых героях,
Пусть по мощи не равных, но равных в своей красоте.
Глава 1
— Сегодня полнолуние, — сказал он. — Поднимемся на палубу. Там такая красота!
— Нет, я устала, — ответила она. — А ты иди. Я лучше посижу тут.
Данкен Рид принудил себя посмотреть прямо в лицо жене и сказал:
— Я думал, это будет наше путешествие.
Памела вздохнула:
— Конечно, дорогой. Но попозже. Не сердись. Мне страшно жаль, что я плохо переношу море, но что же делать? И до нынешнего вечера погода держалась такая скверная! Да, таблетки гасили тошноту, но нормально я себя все еще не чувствую.
Он продолжал смотреть на нее. Полтора десятка лет назад, когда они поженились, фигура у нее была пышноватая. Затем полнота стала проклятием ее жизни, всяческие диеты — нескончаемой мукой. Он много раз пытался убеждать: «Чем так расстраиваться, больше упражняйся физически. А главное, помни: ты по-прежнему чертовски привлекательная женщина!» И он не кривил душой — чудесный цвет лица, волнистые каштановые волосы, правильные черты, нежные губы. Но все реже и реже ему удавалось сохранять убедительность.
— Видимо, я напрасно решил взять каюту на теплоходе… — Он уловил горечь в своем тоне и понял, что она тоже ее уловила.
— Но ты же знал, что пойти с тобой на яхте я не могла бы, — возразила она. — Или с рюкзаком за спиной, или… — Голова ее поникла, голос стал тише. — Пожалуйста, не будем ссориться…
Он отвел глаза. Его взгляд скользнул по безликому комфорту каюты и остановился на фотографии их детей на шкафчике.
— А может быть, имеет смысл? — сказал он медленно. — Тут ведь не надо опасаться, что они услышат. Так почему бы нам наконец не обсудить все откровенно?
— Что — «все»? — В ее голосе мелькнул испуг, и на миг ее безупречный костюм и макияж показались ему рыцарской броней. — О чем ты?
— Я… — попытался ответить он. — Я не могу подобрать слов. Ничего конкретного. Стычки из-за дурацких пустяков, раздражение, с которым мы давно свыклись — то есть думали, что свыклись. Я… э… надеялся, что эта поездка… я же говорил тебе… станет вторым медовым месяцем… — Он безнадежно запутался.
Ему хотелось крикнуть: «Мы просто утрачиваем интерес друг к другу! Но почему? Ведь не физически — во всяком случае до такой степени. Мне же всего сорок, а тебе тридцать девять, и нам бывает вместе удивительно хорошо. И тогда кажется, что так будет еще очень долго. Но подобные минуты неуклонно становятся все более редкими. Я был очень занят, а ты, возможно, скучала, хотя и вносила столько энергии в домашние дела. После ужина я читаю у себя в кабинете, а ты сидишь перед телевизором в гостиной. Потом первый, кого сморит сон, вежливо желает доброй ночи второму и уходит спать.
Почему, Пам, ты не хочешь подняться со мной на палубу? Какой ночью любви могла бы стать эта ночь! Нет, страсть меня не так уж томит, но я хотел бы томиться — томиться по тебе, если бы ты мне позволила!»
— Ну извини! — повторила она и погладила его по голове. (Знать бы, насколько искренней была эта ласка!) — Я правда устала.
— От меня? — против воли спросил он.
— Нет, нет, нет! Этого никогда не будет! — Она встала и обняла его. Он погладил ее по спине. До чего механичными были оба эти движения!